Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
С научной точки зрения асбест состоит из силикатных минералов, которые под увеличением напоминают длинные тонкие кристаллы разных цветов. Когда они попадают в тело, то естественным способом соединяются с нитевидными кристаллами в белках, содержащих большое количество железа. Под микроскопом железо представляет собой глобулу на конце длинной нити и похоже на гантель или барабанную палочку. После многочисленных гистологических исследований материала, полученного от доктора Гранта, я стал безошибочно узнавать эти волокна. Как гистолог, я знал об открытии красителя, который используют для проведения анализов такого типа, — берлинская лазурь (синий прусский) по Перлсу (Perls’ Prussian Blue). Он окрашивает белки в легких погибшего в темно-синий цвет, и на его фоне кристаллы блестят в поляризованном световом луче. Я всегда использовал этот краситель для обнаружения волокон асбеста, поскольку понимал его биопреломляющие свойства (блеск).
Моя осведомленность оказалась востребована, когда я получил от профессора Мэнта материалы дела по факту смерти от утопления человека в водоеме, примыкавшем к промышленной зоне компании, где он работал. Здесь требовалось подключить все мои гистологические знания об асбестозе. Та компания занималась асбестом, и вода, заполнявшая водоем, использовалась в производственном процессе. В поляризованном световом луче в образце воды обнаружились блестящие волокна асбеста. Такие же блестящие частицы я обнаружил в легочной ткани утонувшего. Точнее сказать, в его легких я обнаружил огромное количество асбеста.
Хотя со стороны ситуация с утоплением казалась очевидной, заключение было сделано не вполне ожидаемое. Поскольку вода с территории фабрики использовалась для промышленных нужд, в ней также обнаружилось большое количество загрязняющих веществ. Вода была стоячая, что исключало наличие любых форм жизни, и, хотя обнаруженное тело имело все признаки утопления в воде, в его тканях не были найдены диатомеи.
Анализ материалов после утопления стал сферой, в которой я в 1970-х и 1980-х гг. выступал в качестве весьма перспективного эксперта. Я обнаружил серьезный недостаток, связанный с получением образцов, и прилагал большие усилия для его искоренения и устранения возможной ошибки, которая могла бы поставить под сомнение авторитет науки в этой сфере расследования.
Я выбрал для себя следующий финальный шаг тестирования: общую массу диатомей и ила (если он обнаруживался) я пропускал через миллипористый фильтр, и на сеточке фильтра пересчитывал диатомеи. Я всегда расходовал весь образец жидкости целиком, однако по рекомендованной технологии следовало использовать только часть жидкости, содержащейся в одной тоненькой пипетке. Считалось, что этого количества достаточно для получения удовлетворительного результата. У меня имелись возражения против этого метода, потому что, на мой взгляд, так можно было упустить из виду весьма важные детали. Произвольный выбор небольшой частички образца кажется мне с научной точки зрения ненадежным, потому что ученый может просмотреть диатомеи, если их в образце очень мало. Развивая эту мысль дальше, можно сказать, что вода с диатомеями начинает циркулировать по кровеносной системе жертвы уже после того, как она в последний раз сделает несколько вдохов. Если образцы ткани на анализ берут не из легких, а из более удаленных органов, таких как печень и костный мозг, то вероятность обнаружения в них диатомей ничтожно мала. В действительности их может быть так мало, что они вообще не попадут в образец. Именно поэтому я относился к стандартной практике с недоверием, считая ее с научной точки зрения довольно произвольной. Здесь приходилось полагаться на волю случая больше, чем можно себе позволить в условиях проведения полицейского расследования. В таком виде этот метод подрывал убедительность результатов, и я считал его проявлением халатности.
По причине своей неудовлетворенности я взял на себя смелость изобрести метод миллипористой фильтрации для анализа материалов после утопления, которым я пользуюсь уже несколько десятилетий. Я стал собирать всю жидкость из органов жертвы, пропускать ее через фильтр, и так я мог заключить, что все потенциально заполненное диатомеями вещество было изучено. Однако недостаточно изменить только свой метод работы, если ты видишь, что пренебрежение проникло в целое научное направление. По этой причине я не упускал возможности рассказать о своем подходе. В Великобритании сформировалось общество диатомологов, в которое входили мои коллеги-ученые и врачи. Мы регулярно проводили встречи, на которых делились друг с другом новыми знаниями. На одной из них я представил свой метод и разъяснил стоящие за ним доводы. Я знаю как минимум одного диатомолога, кто после этого выступления взял мой метод себе на вооружение.
Я с гордостью могу сказать, что моя система миллипористой фильтрации ни разу не проявила слабых сторон. Единственным неудобством использования этого метода мог оказаться забивавший миллипористый фильтр ил, который жертва вдохнула перед смертью. Иногда я обнаруживал в легочной ткани сгустки, состоящие из нескольких тысяч сваленных друг на друга диатомей. Конечно, эти находки не относятся к недостаткам моего метода. Во всяком случае я знал, что получил все имеющиеся диатомеи на анализ. Но бывали и другие крайности, когда я находил всего одну или две диатомеи, которые точно пропустил бы, если бы пользовался традиционным подходом. Моя технология доказала свою исключительную надежность, и я до сих пор ее использую, находясь на должности одного из последних судебных диатомологов Великобритании.
Спустя много лет после того, как я оставил в прошлом лабораторию в больнице Гая и диатомологию как специализацию, один коллега предложил мне выступить в качестве консультанта для его новой независимой компании. Должен признать, что сначала я хотел отказаться — главным образом потому, что уже давно перестал целыми днями сидеть в лаборатории и не стремился снова возвращаться к этому. С другой стороны, я понимал, что в этой сфере работает очень мало специалистов и мой многолетний опыт представлял огромную ценность.
В итоге я не только принял его предложение, но и превратился в увлеченного энтузиаста. Мои услуги по анализу материала после утопления стали снова чрезвычайно востребованы; кроме того, я начал консультировать стажеров полиции и отделов судебной медицины. Я выступал с презентациями, посещал научные мероприятия с целью популяризации нашей работы и давал консультации по передовым практическим методам. Мне повезло оказаться у истоков формирования новой лаборатории, которая развивалась в соответствии с моими инструкциями. Я был рад в очередной раз предоставить свои навыки для усовершенствования методов расследования смертей после утопления. Возврат к прежней работе принес мне новое вдохновение и, как ни странно, оказал своего рода терапевтическое воздействие.
* * *
(Рассказывает Полин.)
Выполняя обязанности личного помощника патолога, я поняла, что самые неприятные аспекты работы в морге были связаны для меня с утоплением. Особенно часто я с этим сталкивалась в морге Саутуорка, который располагался на берегу Темзы и принимал тела утонувших людей. В этом морге я видела больше разлагающихся трупов, чем в любом другом, и до сих пор отчетливо помню, как работала там по утрам. Мои чувства и эмоции регулярно подвергались проверке на прочность.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
