Джим разыскал бюро «Гостиницы Парижа» под белой неоновой вывеской в отдельном офисе на вокзале. В бюро работали три милые толковые женщины, которые выглядели уставшими под конец длинного рабочего дня. Со второй попытки они подыскали ему дешевый пансион и отправили по месту назначения, вручив оплаченный чек и карту города с помеченным маршрутом.
По пути он поймал себя на том, что опять думает про похожее на кисту новообразование у себя на спине. Если бы не маленький, но явный шрам на этом самом месте, вполне можно было бы заподозрить, что у него возникла какая-то устрашающая опухоль в спине. Наличие шрама успокаивало, но он терялся в догадках, откуда тот взялся.
Пансион, который он разыскал, был втиснут между банком и баром на одной из боковых улочек в районе улицы Лафайетт. Стойка портье располагалась в тесном и темном углу, рядом едва оставалось место для пары кресел и журнального столика. Джим зарегистрировался, получил ключ и стал подниматься по лестнице. Узкий коридор без окон, кремовые стены, красный ковер на полу — так, должно быть, выглядит второсортный бордель, подумал Джим.
Комната оказалась лучше, чем можно было ожидать, судя по прейскуранту. Положив чемодан на кровать и заперев дверь, Джим распахнул высокое двустворчатое окно. Оно выходило во двор. Вечерело. Сегодня он много путешествовал и был не в лучшей форме. Лучше отложить на утро то дело, ради которого он затеял эту поездку. Его спина наконец сможет передохнуть, остается надеяться, что ночь пройдет без видений.
А завтра он разыщет Рашель Жено.
Глава 18
Чтобы ответить на его звонок, у телефонистки коммутатора в Доме моды Акиры ушла целая минута. Джим пытался прикрыть телефонную трубку от приглушенного шума, доносившегося из кафе за спиной, но это было не так просто. Телефонной будки не было, автомат висел прямо на стене в коридоре, соединявшем кухню, туалет и черный ход, через который грузчики вносили ящики с минеральной водой.
Когда на другом конце ответили, он закрыл рукой свободное ухо, отвернулся к стене и сказал в трубку:
— Могу я поговорить с мадемуазель Жено?
В ответ он обычно получал «Кого?» или «Здесь нет мадемуазель Жено». На этот раз он расслышал совсем другое:
— Это невозможно, — сказала телефонистка на коммутаторе.
— Могу я оставить для нее сообщение и попросить вас передать, чтобы она встретилась со мной… — начал было Джим.
— Никаких сообщений я не приму, — перебила его телефонистка, — здесь никого нет. Все в Тюильри, готовят показ моделей.
— Как ее можно найти?
На том конце провода было минутное замешательство:
— Жено? Это та, из Швейцарии?
— Да, да.
— Тогда бросьте даже думать об этом. Ее отец нарочно позаботился о том, чтобы она ни с кем не встречалась.
— Я ее старый друг, — сказал Джим.
— Особенно со старыми друзьями. Всего хорошего, месье.
Джим начал слегка нервничать, возвращаясь на свое место у стойки. В голосе телефонистки было что-то особенное, когда она заговорила о Рашель. С такой интонацией упоминают самую непопулярную девочку в интернате.
Какой-то посетитель подошел купить жетон для автомата, и Джим слегка подвинулся. Кафе было расположено прямо напротив его пансиона. Единственное заведение на улице, попасть в которое можно было не переступая через спящую у входа собаку, хотя кафе было не самое опрятное и оживленное.
Значит, в садах Тюильри что-то готовилось. Надо быть осторожным.
Кто знает, может быть, его уже поджидают?
Два раза в год внутренний двор Лувра и примыкающий к нему сад между правым и левым крылом дворца поступали в распоряжение домов моды. Из строительных лесов, алюминия и стеклопластика вырастали три легких павильона, в которых дюжина модельеров представляла свои коллекции на суд аудитории, состоявшей из покупателей, журналистов, фоторепортеров и туристов, у которых оказались нужные знакомства. Особенно строго эти сооружения будут охранять завтра. Сегодняшний день отводился на установку света и прогоны, поэтому охранников на входе не было. Передвижные барьеры у входа были отодвинуты в сторону. Когда внутрь проехали, блестя алюминиевыми боками, грузовые фургоны и начали разворачиваться на мощеном дворе, Джим прошел следом, и никто его не остановил.
Эти шатры-павильоны казались слишком яркими и эфемерными. Функциональные коробки, которые жили не больше двух недель. Освещение и обогрев обеспечивали электрогенераторы и воздуходувки, установленные на огороженной стоянке. Электропровода и большие ребристые трубы воздуходувки опирались на узорную ограду стоянки и чугунные фонари.
Джим шел вперед, стараясь делать вид, что он имеет отношение ко всему, происходящему вокруг. До приезда в Париж он беспокоился, что своим нарядом будет выделяться из толпы. Но на авеню Опера он вдруг понял, что большинство мужского населения Парижа его возраста носит нечто, напоминающее спецовку мойщика окон или мешковатые пальто, подвязанные поясом. Оказалось, что он одет с шиком.
Ближайший павильон, рядом с которым стояла палатка для прессы, был пуст. Бригада строителей работала снаружи, натягивая дополнительные, оттяжки, чтобы укрепить десятифутовый занавес — ламбрекен, состоявший из разноцветных полотнищ. Предполагалось, что он будет придавать всему сооружению атмосферу цирка. Но полотнища надувались, как паруса, каждый раз, когда поднимался порыв ветра. Джим обошел лестницы и бухты кабеля и прошел в узкую каменную арку, чтобы попасть во внутренний двор.
Здесь-то он ее и нашел.
Алюминиевые двери в ближайший павильон были распахнуты, осветители вносили свою аппаратуру. В дальнем конце зала, освещенный прожекторами, стоял Акира и обсуждал детали предстоящего показа со своей командой. Даже для японца он был маленького роста и в сером костюме выглядел, как аккуратно сделанная кукла. Он стоял у белого подиума и перелистывал записи текущих распоряжений. Вокруг него полдюжины молодых людей обоего пола застыли с таким видом, словно его решение было самым важным из того, что им предстояло сегодня услышать.
С трех сторон подиум окружали восемьсот серых пластиковых стульев, расставленных рядами. За ними и вокруг ложи для прессы оставалось еще много свободного места. Джим остановился у стульев. На некоторое время его захватила активность осветителей. На Рашель он взглянул несколько раз, прежде чем узнал ее.
На ней был широкий бесформенный свитер и джинсы в обтяжку. Она стояла на сцене у начала подиума с секундомером в руке. Год назад она так расписывала свои намерения сделать карьеру в мире моды, что сейчас Джим ожидал увидеть ее, по крайней мере, рядом с Акирой. Насколько он успел заметить, она вообще не входила в состав команды.
Кто-то включил магнитофон, и несколько длинных тощих девиц в повседневной одежде приступили к выполнению своих профессиональных обязанностей. Рашель засекала время каждого выхода и делала пометки в блокноте. Похоже, она трудно постигала азы профессии. У Джима создалось впечатление, что ей не слишком нравится это занятие. Она обладала кожей младенца и сложением принцессы. По сравнению с ней манекенщицы казались тощими и безобразными. Но Джим был единственным в зале, кто это замечал.
