Но никогда, даже в самом разгаре своих фантазий, она не представляла себе такого свидания. Грязная, мокрая, окончательно лишившись дара слова, она, как маленький счастливый тюлень, стояла, облокотившись на плечо знаменитой артистки, и терла глаза, покуда не оправилась настолько, что могла гордо произнести:
— А все-таки я достала его. Как я счастлива!
— Теперь отдохните, моя душечка, и тогда я порадуюсь с вами. Очень мило с вашей стороны, что вы так старались для меня. Чем я могу отблагодарить вас? — спросила мисс Камерон, глядя на нее своими чудными глазами, которые выражали так много без слов. Джози всплеснула руками, обдав себя при этом столбом брызг, что несколько испортило эффект ее жеста, и ответила таким умоляющим голосом, который мог бы смягчить и более жестокосердного человека, нежели мисс Камерон:
— Позвольте мне прийти к вам раз, один только раз. Я хочу, чтобы вы сказали мне, могу ли я быть актрисой. Вы поймете, и я подчинюсь вашему решению. А если вы скажете, что это возможно со временем, после того как я буду много, много работать, я буду самой счастливой девочкой на свете. Можно?
— Да, приходите завтра утром в одиннадцать. Мы с вами хорошенько поговорим. Вы мне покажете, что вы умеете, а я скажу вам свое мнение. Вряд ли только вы останетесь довольны.
— Я буду довольна всем, даже если вы скажете, что я дура. Мне хочется покончить с этим вопросом, и маме также. Я не буду отчаиваться, если вы забракуете меня, а если одобрите, я никогда не отступлюсь от своей цели, покуда не сделаю все, что могу.
— Путь к ней очень тяжел, дитя мое, а лавровый венок имеет свои тернии. Мне кажется, вы обладаете большим мужеством, а следовательно, и постоянством. Может быть, из вас что-нибудь и выйдет. Приходите, и мы посмотрим. — С этими словами мисс Камерон взяла браслет и улыбнулась так ласково, что Джози хотелось расцеловать ее. Она благоразумно сдержала свой порыв, хотя глаза ее были влажны не только от морской воды, когда она с жаром благодарила артистку.
— Мы мешаем мисс Камерон купаться, а скоро начнется прилив. Пойдем, Джози, — сказала внимательная Бесс, опасаясь, что их посещение затянулось уже слишком долго.
— Бегите по берегу, чтобы согреться. Спасибо вам, маленькая русалочка. Скажите папе, что я всегда буду рада видеть его вместе с дочкой. До свидания! — И грациозным движением руки театральная королева отпустила свою свиту. Но она не двинулась со своего поросшего водорослями трона, а продолжала следить за маленькими фигурками, пока они совсем не скрылись из виду. Потом, погрузившись в воду и мерно качаясь на волнах, она подумала:
«У этой девочки живое и выразительное лицо, красивые глаза, масса темперамента, много смелости и силы воли. Может быть, что-нибудь и выйдет. Материал хороший: она из талантливой семьи, посмотрим».
Конечно, Джози не сомкнула глаз в эту ночь и утром не находила себе места от волнения. Дядю Лори очень забавляло все приключение, а тетя Эми ввиду столь знаменательного случая достала ее самое нарядное белое платье. Бесс одолжила ей свою лучшую шляпу, а Джози с утра носилась по полям и лесам, собирая букет из диких роз, белых азалий и папоротника, который она намеревалась преподнести своему кумиру. В десять часов она уже была одета и сидела, рассматривая свои новые перчатки и пряжки на туфлях, становясь все бледнее и серьезнее по мере приближения рокового часа.
— Я пойду одна, так будет свободнее говорить. Бесс, помолись, чтобы она не ошиблась. Так многое зависит от того, что она скажет. Не смейтесь, дядя, для меня это очень важно, и мисс Камерон знает это. Поцелуйте меня, тетя Эми, вместо мамы. Если вы довольны моей наружностью, мне больше ничего не надо. — И, стараясь в своих движениях подражать знаменитой артистке, Джози, очень авантажная и хорошенькая, отправилась в путь, вполне сознавая весь драматизм ситуации.
Зная, что отказа быть не может, она смело позвонила у двери, которая открывалась только для немногих посетителей. Ее ввели в прохладную гостиную, где в ожидании хозяйки она наслаждалась созерцанием кое-каких портретов театральных знаменитостей. Она была знакома с ними по книгам, знала все их испытания и победы почти наизусть. Но вскоре она так увлеклась ролью леди Макбет в той сцене, где несчастная королева ходит во сне, что все окружающее перестало для нее существовать. Букет заменял ей свечу, а лицо ее приняло трагическое выражение, в то время как она вполголоса декламировала монолог.
Мисс Камерон незаметно следила за ней несколько минут, а затем перебила ее, войдя в комнату с теми словами и тем выражением лица, которые делали эту сцену лучшей в ее репертуаре.
— Я никогда не смогу прочитать это как вы, но я буду стараться, если вы мне позволите, — воскликнула Джози, забывая в эту минуту всю свою благовоспитанность.
— Так покажите, что вы можете, — ответила артистка, благоразумно приступая прямо к делу.
— Позвольте мне сначала передать вам вот это. Я думала, что полевые цветы придутся вам больше по вкусу, чем оранжерейные, и мне было приятно собирать их для вас, так как я ничем другим не могу отблагодарить вас за всю вашу доброту ко мне, — сказала Джози, передавая свой букет.
— Они действительно нравятся мне больше, и вся моя комната полна букетами, которые какая-то добрая фея оставляет у моих ворот. Но мне кажется, я знаю теперь, кому я за них обязана, — сказала мисс Камерон, переводя глаза от того букета, который она держала в руках, на такой же, стоявший на столе. Яркий румянец на щеках Джози и ее улыбка выдали ее раньше, чем она сказала голосом, полным любви и восхищения:
— Простите мне эту вольность, но я не могла удержаться. Я так преклоняюсь перед вами, что, не имея возможности проникнуть к вам лично, я была рада думать, что мои розы доставляют вам удовольствие.
Что-то в голосе девочки и в характере ее подношения тронуло артистку, и, притянув Джози к себе, она сказала ей просто:
— Они мне доставляли очень большое удовольствие, моя милочка. Похвалы мне надоели, но такое отношение, как ваше, для меня очень ценно.
Среди множества рассказов о частной жизни артистки Джози между прочим слышала, что мисс Камерон много лет тому назад потеряла жениха и с тех пор жила только для искусства. Девочке показалось сейчас, что в этом рассказе есть доля правды, и жалость к этой красивой одинокой женщине отразилась на ее живом лице. Но, словно желая позабыть о прошлом, ее новая знакомая сказала тем повелительным тоном, который так подходил ей:
— С чего же мы начнем? Вероятно, с Джульетты; чего она только не вынесла, бедняжка!
Джози действительно очень хотелось начать с несчастной повести Ромео и затем продолжать Бьянкой, Полиной[18] и кое-какими излюбленными кумирами начинающих артисток. Но, обладая большой проницательностью, она вспомнила совет дяди Лори и решила воспользоваться им. Поэтому вместо предполагаемой напыщенной тирады она продекламировала сцену сумасшествия Офелии, и сделала это очень хорошо, так как неоднократно проходила ее с профессором в колледже.
