Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Так я и заснула: со всех сторон лунное сияние, ветер пустыни шевелит мне волосы, Родео что-то тихо мурлычет под нос.
Это было классно.
Но мое воспоминание – про другое.
Я проснулась от того, что Родео шептал мое имя, тихонько, взволнованно. Заснула я не в своей комнате, а свернувшись калачиком на кресле в передней части автобуса, привалившись к стеклу. Просыпаюсь: автобус стоит на месте, мотор молчит, в окна льется розовато-желтый свет.
Я моргнула, протерла глаза, попыталась сообразить, куда меня занесло.
Родео забрался с ногами на кресло в первом ряду, уставился за окно, и лицо у него было сонное, но глаза горели.
– Койот, – прошептал он снова, – смотри-ка.
Я подняла голову, выпрямилась, выглянула в окно, которое только что служило мне подушкой.
Автобус стоял на обочине грунтовой дороги. Наверно, Родео припарковался там, когда глаза у него начали слипаться.
Пустыня вокруг нас просыпалась, заря только-только потягивалась вдали, над красными скалами месы.[16]
Поначалу я ее даже не заметила. В глаза словно песка насыпали, а она умело растворялась в пейзаже. Но тут ее большие уши дрогнули, поворачиваясь на звук, и она словно бы сгустилась из воздуха прямо на моих глазах.
Самка койота. Стройная, как газель. Крапчато-бурая с проседью шерсть – на вид жесткая и шелковистая одновременно. Длинная, узкая мордочка, повернутая в нашу сторону. Внимательные, умные глаза, глаза дикого животного смотрели прямо на нас. Нет, не просто на автобус… Она смотрела на окно, за которым сидели мы, встретилась с нами взглядом.
– Твоя тезка, – шепнул Родео.
Она была, наверно, метрах в пяти от нас – просто стояла в зарослях полыни. Ее пушистый хвост свисал почти до земли, ребра, когда она дышала, то вздымались, то опадали, уши подрагивали и поворачивались. Она просто стояла, глядя на меня и Родео.
– Вот это да, – сказала я, улыбаясь.
Родео тоже улыбался, прямо жмурился от радости.
– Доброе утро, – пробормотал он, обращаясь не то ко мне, не то к койотихе, а может быть, к обеим.
И тут койотиха оглянулась на пустыню за своей спиной. Пригнула голову, пролаяла тихо, один раз.
И тогда из тенистых зарослей полыни выкатились два бурых комочка.
Щенята.
Подбежали к ней, переваливаясь с боку на бок, остановились: один между лап, другой под грудью. Они были голенастые и ушастые, ужасно неуклюжие и ужасно симпатичные. Торопливо обнюхали койотиху и тут же замерли, глядя туда же, куда она. На нас.
Мама. Мама и два малыша. Может быть, дочки. Пришли навестить нас, пришли из сна, который снится на рассвете.
Я в полном восторге оглянулась на Родео.
Но его улыбка погасла. Он приподнял руку, медленно, как-то дергано, распластал пальцы по стеклу: тянулся к этой маме и ее двум малышам. Глаза у него были влажные.
Я ничего не сказала. Тоже смотрела на койотов. И старалась, как могла, дышать нормально, проглотить комок, подступивший к горлу.
Не знаю, как долго мы все так простояли, мы и койоты. Смотрели друг на друга, не суетились. То ли несколько минут, то ли несколько секунд, но это время прошло, казалось, не впустую: его переполняли жизнь и чувства, вздохи и мысли хлынули через край.
А потом в конце концов из-за месы выглянуло солнце, пронзило нежное марево зари своим резким белым светом.
Койотиха-мама вскинула морду, обнюхивая небо. Потом опустила голову, глянула на нас и заскулила. Только один раз: «у-у-у». В ее голосе не было ни грусти, ни обиды, ни страха. Не знаю, что в нем звучало. Но я поняла: это она нам.
Родео шумно, весь дрожа, вздохнул.
– Жили-были, – сказал он хрипло, тихо. – Жили-были.
И тут они ушли – только что были и пропали. Мамаша в последний раз глянула на нас и убежала рысью, такая резвая и грациозная, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Малыши потрусили следом. В мгновение ока они исчезли из виду – растворились в пустыне или в том неведомом сне, из которого пришли.
Мы с Родео сидели, уставившись на то место, где они только что стояли, – на пустое место посреди пустыни, которое осталось после мамы с малышами.
Родео все еще прижимал руку к стеклу, и глаза у него все еще были влажные.
Он вздохнул.
Уткнулся лбом в холодное стекло. Я услышала, что он всхлипнул – один раз, не больше.
А потом снова улегся спать. Я услышала, как он снова задышал медлительно и размеренно.
Мне кажется, он надеялся, что, если заснет поскорее, сможет догнать эту маму с малышами. Сможет увидеть их во сне. Побыть с ними чуть подольше. Красивая догадка.
Не знаю, удалось ли ему.
Вот и все. С этим… с этим воспоминанием я никогда не расстанусь.
По-моему, это светлое воспоминание.
По-моему, светлое.
Глава двадцатая
А потом, не прошло и двадцати минут после «Завтрака на воде», это случилось: когда я набила желудок, плотно позавтракав, и мы снова катили по автостраде, зазвонил мобильник.
Я сидела на краю дивана, Сальвадор напротив, на ящике. Эпическая партия в «Уно» была в самом разгаре: мы складывали обтрепанные карты стопками на чемодане, который служил нам столом. Айван, полусвисая с моих колен, бодал головой мою руку всякий раз, когда я, нахалка такая, переставала чесать его за ушком.
Я только что коварно сразила Сальвадора, выложив карту «Возьми четыре», но моему триумфу помешал пронзительный, настойчивый телефонный звонок.
Мы все вскинули головы, но целую секунду никто не шевелился, пока Сальвадор, опомнившись, не вскочил. Вынул из кармана телефон, глянул на экран.
– Тиа! – нажав на «ответить», Сальвадор взволнованно, со скоростью пулемета, затараторил по-испански. Глаза у него горели, он ерзал, как щенок, кивая, отвечая, расспрашивая. Косые лучи солнца падали из окон, подсвечивая его оливковую кожу, переливаясь искорками в его ликующих глазах. Да уж, этот парень весь сиял, изнутри и снаружи.
А я сидела, смотрела, как Сальвадор разговаривает с тетей, и началось что-то странное: как будто громоздкая тяжесть придавила сердце. Непривычная тоскливая тревога мне страшно не понравилась, и я отвернулась от Сальвадора, уставившись на кота, мурлыкавшего у меня на коленях: его-то все устраивает, он мой и меня никогда не бросит.
Сальвадор подбежал к маме, сидевшей около кабины, сунул ей телефон и поскакал назад ко мне, покачиваясь в такт автобусу. Остался стоять – видно, так рад, что на месте не сидится.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
