Егор бубнит что-то себе под нос, но так тихо, что я не могу разобрать ни слова, крепче сжимает мою руку и идёт дальше.
–Что хочешь на ужин? – Уже в лифте нарушает он затянувшееся молчание между нами.
Я благодарна ему за это, потому что неловкость уже начала больно кусаться за щёки. Кажется, мой облегчённый выдох слишком громкий в закрытой кабинке, потому что этот невозможный мужчина тут же единым плавным движением поворачивается ко мне всем корпусом и внимательно смотрит сверху вниз.
–Сегодня моя очередь готовить, – говорю первое, что приходит в голову, делая вид, что не замечаю его взгляда.
То ли моя нехитрая уловка срабатывает, то ли Егор просто тоже делает вид, что ничего не происходит, но отворачивается, как и я, в сторону закрытых дверей и говорит:
–Кто тебе такое сказал?
–М-м-м, – делаю вид, что раздумываю, а потом немного наглею: – я сама.
И первой выскальзываю в открывшиеся на нужном этаже дверцы. Хотя «выскальзываю» – слишком громкое слово для человека моих размеров.
Не учла я лишь одного: предобеденного времени.
Поэтому оказалась совершенно не готова к трём десяткам внимательных глаз, что утыкаются в меня, почти синхронно опускаются на мой живот, а после прыгают на вышедшего следом Егора.
У меня всегда были проблемы с самооценкой, и любое уделяемое мне внимание обычно сопровождалось горящими от жгучего стыда щеками, даже если я не сделала ничего такого, а просто вышла перед группой отвечать прошлую лекцию.
Я и сейчас ничего не делаю, и никого из этих людей я знать не знаю, но их взгляды слишком выразительные, и на лицах без труда читаются появляющиеся в голове мысли. О думают слишком громко, чтобы я могла не услышать.
Жар стягивает краснеющие щёки, и от этого ощущения я смущаюсь ещё больше, и, естественно, краснею сильнее. Такой вот замкнутый, уже традиционный для меня круг.
Я хочу позорно сбежать и спрятаться от всех этих взглядов под одеялом, чтобы ещё несколько часов заниматься самобичеванием, а потом прокручивать этот момент в сознании ещё лет десять минимум.
Но мне не позволяют сделать этого. Руку неожиданно крепко сжимают – не больно, но так, чтобы без лишних слов сказать: «всё хорошо». И мне становится спокойнее даже раньше, чем Егор вроде бы дружелюбно, но с ощутимой твёрдостью произносит:
–Какие-то проблемы?
Глава тридцать девятая. Егор
Варя дрожит так, словно её абсолютно голой поставили перед тысячной публикой.
Не нужно иметь докторскую по психологии, чтобы понять, что с ней происходит. Похоже, моя девочка слишком чувствительна к чужому вниманию и мнению окружающих, на которое, если быть честным, ей бы вообще следовало забить хуй.
Она замирает рядом со мной напряжённой статуей и, кажется, даже не дышит все те долгие секунды, что в воздухе висит звенящая тишина.
Ситуацию спасает, кто бы только подумал, включившийся где-то там принтер. И все мои кролики, словно по команде, тут же находят себе по срочному делу, лишь бы ретироваться и скрыться с глаз, сделав вид, что вот совершенно никого они не видели и ничего себе не надумали.
А пока все они разбегаются кто куда, а Варя медленно и тихо выдыхает полной грудью, опуская подрагивающие плечи, я уже в который раз напоминаю себе:
–Надо пожениться.
Просто потому, что реально надо. И если бы не моя дебильная привычка откладывать дела до последнего, мы бы уже давно это сделали, а так... подумаю об этом сегодня.
Телефон ждёт посреди стола в совершенно пустом кабинете. И пусть я знал, что Таня ушла, понимание этого приходит вот только сейчас.
–Буду ругаться, – сразу предупреждаю мою впечатлительную малышку.
Варя мнётся у входа, обхватив себя руками за плечи.
–Не хочу уходить, – признаётся честно.
Но и «подслушивать» она тоже не очень хочет, и теперь тупо не знает, куда себя деть. Выставлять её из кабинета под обстрел своих кроликов я точно не буду, и сам выходить тоже не стану – уши действительно есть даже у стен, тем более офисных, тонких и хрупких. Если отложить этот разговор, дёргаться потом будет уже просто поздно, так что выбора всё равно нет.
–Это будет то ещё знакомство, – сдаюсь я с тяжёлым вздохом.
Киваю Варе на диванчик у стены, который иногда использую в качестве спального места – у меня даже постельное бельё в шкафу есть, и две подушки, потому что одной мне почему-то всегда мало.
Малышка неуверенно топает к диванчику, а я сама нажимаю на вызов и просто падаю в своё даже не скрипнувшее дорогое пафосное кресло Большого Босса.
Отец отвечает почти сразу. У него с этим строго: не захотел разговаривать – ответил на вызов, послал на хуй, отключился. Пропустить звонок – случайная редкость.
–Мне казалось, мы уже всё выяснили, – без слов приветствия и даже стандартного «алло» сразу рубит он твёрдым и немного грубым голосом.
Даже спрашивать не нужно, потому что ответ очевиден, но я всё равно говорю:
–Послал её на аборт?
Невольно бросаю взгляд в сторону и вижу, как вздрагивает на диванчике Варюшка. Мысленно делаю пометку избегать слова на «А», и всех его аналогов, пожалуй, тоже.
–Мне имеет смысл отвечать? – Голос отца не теплеет ни на градус, а на заднем плане громко кричат какие-то прибрежные птицы.
Папа не вернётся к маме до тех пор, пока не успокоится до такой степени, чтобы умело скрыть бурлящие внутри эмоции. Он всегда так делал и всегда так будет делать, постоянно ей не договаривая и обманывая, но кто я такой, чтобы осуждать? Тем более в свете последних событий.
Краем глаза замечаю, как Варя устраивается поудобнее, достаёт телефон и суёт нос в экран. Вижу его яркое отражение в её больших глазах, а потом скорее чувствую, чем слышу, стук пальцем по дисплею.
–Я к тебе с деловым предложением, – сразу говорю отцу, продолжая смотреть на свою Варюшку. Мысленно посылаю сам себя его голосом и всё равно выдаю: – Хочу, чтобы вы с Таней повременили с абортом.
Беременность бывшей любовницы явно выбила отца из привычной колеи, поэтому он ожидаемо злой и заводится с полоборота. И я вот совершенно не удивляюсь, когда в ответ слышу громкую отборную ругань.
Варя на диване дёргается всем телом, поворачивает голову и испуганно смотрит на меня. Приходится быстро уменьшать громкость динамика и жестами говорить ей, что всё в порядке.
Малышка смотрит на меня ещё какое-то время, затем очень медленно отворачивается и пытается снова вернуться к тому, что происходит в её телефоне. Интересно, что она там так увлечённо рассматривает? Надеюсь, не фотки голых мужиков.
Отец остывает довольно быстро, и вся его ругань в итоге сменяется на просто недовольное:
