Однажды утром Джулия приехала в госпиталь позже обычного. Она проспала и никак не могла стряхнуть с себя тяжелую, болезненную дрему.
Мало того — с самого утра все пошло кувырком. Сначала она перевернула ведро, до краев наполненное водой, затем прищемила палец в двери аптечки и к обеду чувствовала себя настолько разбитой и подавленной, что мечтала только об одном: поскорее очутиться дома, принять несколько таблеток аспирина и лечь в постель. Впрочем, обязанности не ждали, и Джулия, еле передвигая ноги после того, как досыта накормила несколько десятков людей, поплелась на кухню, чтобы забрать поднос для себя и Терезы. Ее волосы свисали мокрыми сосульками, и она то и дело отбрасывала их назад, открывая глаза и лоб. Усталость неотвратимо брала свое, и повар, заметив ее далеко не цветущее состояние, озабоченно, но твердо скомандовал:
— Отправишься домой сразу же после обеда, ты меня поняла? Нечего доводить себя до ручки, больная ты не сможешь никому помочь!
В ответ Джулия покорно улыбнулась:
— Хорошо, я скоро пойду домой, хотя я в полном порядке, только ужасно болит голова, и ни одно лекарство не помогает.
Услышав в ее голосе непритворную муку, повар немного смягчился:
— Не приходила бы ты завтра, доченька. Полежи, полечись. Не дело такой красивой девушке губить свою жизнь из-за каких-то неблагодарных грубиянов.
Джулия хотела что-то ответить, но промолчала — лучше поберечь силы. Она с трудом подняла поднос, на который повар водрузил две аппетитно дымящиеся тарелки с мясным рагу и два блюдечка с яблоками, запеченными в тесте и украшенными сладким шоколадным кремом. За чаем она, пожалуй, вернется позже.
Никогда еще коридор не казался ей таким длинным, а ноги такими тяжелыми и неповоротливыми. Дойдя до палаты Терезы, она не знала, как благодарить Бога за то, что все еще жива. Медленно толкнув дверь ногой, она вошла.
Высокий мужчина в белом халате ласково разговаривал с маленькой иностранкой, низко склонившись над ее кроватью, и Тереза так заливисто смеялась, что Джулия даже позавидовала его таланту веселить детей. Самой ей никогда не приходилось слышать подобного смеха.
— Филипп? — нечаянно вырвалось у нее. Мужчина обернулся, и девушка пожалела, что вовремя не привела в порядок волосы. Поднос выскользнул у нее из рук, разбрызгивая горячее рагу на ноги, одежду, на все вокруг, однако девушка не чувствовала боли.
— Мануэль?
— Джулия?
Оба не верили своим глазам и с минуту стояли молча, бессмысленно уставившись друг на друга. Мануэль первым пришел в себя и, подавляя так и рвущиеся из груди ругательства, опустился возле нее на колени.
— Что, черт возьми, Филипп себе позволяет, заставляя тебя работать здесь как последнего каторжника! — Одной ногой он отшвырнул поднос в сторону и принялся бережно стряхивать остатки пищи с ее ног. Затем пару раз энергично тряхнул за плечи и, когда осознанное выражение вернулось на ее лицо, настойчиво спросил:
— Ты в порядке? Не обожглась?
Вместо ответа, Джулия грубо оттолкнула его и, присев на корточки, дрожащими пальцами принялась подбирать с пола осколки разбитой посуды. Но, как известно, Мануэль не привык отступать.
— Оставь это! — свирепо выкрикнул он, одним рывком поднимая девушку на ноги, и тут же спокойно засунул руки в карманы брюк. — Не могу поверить. — Он выразительно повел плечами. — Когда Филипп сказал мне, что какая-то Джулия Кеннеди работает в госпитале, я и представить себе не мог, что это ты.
— Только… только не подумайте, что я… что я преследую вас. — Никакие старания не могли унять дрожь в ее голосе, и Джулия покраснела.
— Я никогда не говорил ничего подобного.
— Нет, но подразумевали именно это.
— Не выдумывай, сказочник из тебя никудышный. — Отвернувшись, он наткнулся на любопытный взгляд Терезы. Господи, они совсем забыли, что не одни! — Поскольку ты сама заговорила об этом, объясни, что ты здесь делаешь, и не просто на Западном побережье, а именно в госпитале моего брата? Черт побери, ты ведь трудишься совершенно бесплатно, да?
— Да. Но не в деньгах счастье.
— Невероятно! Пойдем, разыщем моего драгоценного братца, у такого гениального врача, как он, несомненно, найдется что-нибудь и для тебя. Ты выглядишь ужасно, в гроб и то кладут краше. — Затем повернулся к Терезе: — Я обязательно зайду к тебе очень скоро. Не скучай, малышка, и будь умницей.
С девочкой он говорил иначе. Но почему? Сердце Джулии беспомощно сжалось, и она еле слышно пролепетала:
— А как же грязь?
— Кто-нибудь позаботится об этом, только не ты! — Его голос не допускал возражений, а она была слишком слаба, чтобы спорить.
Обреченно склонив голову, Джулия плелась за ним по коридору в сторону кабинета сестры Морган, правда, его шаги все удалялись, и вскоре стройная фигура совершенно скрылась за углом. Он определенно знал расположение госпиталя. Должно быть, не раз навещал здесь Терезу или кого-то еще. Неужели он и есть тот неизвестный доброжелатель?.. Нет, не может быть. Это абсолютно не укладывалось в ее представление о Мануэле Кортезе. Вот то, как он обошелся с ней в палате Терезы, больше похоже на него. Грубое рукоприкладство и ненависть ко всему живому и дышащему, отчего у него и раздуваются желваки под кожей. Вот настоящий Мануэль Кортез!
Только дойдя до дверей кабинета, он обернулся и подождал Джулию. Вот вам и еще одно доказательство!
— Заходи. Будем надеяться, что у Филиппа найдется что-нибудь спиртное в этой убогой дыре, лишь называемой медицинским учреждением. Тебе необходимо выпить. Не веришь, убедись сама — на тебя страшно смотреть!
Джулию так и подмывало сказать, что своим очаровательным видом она обязана исключительно его неожиданному появлению. Зачем он появился именно теперь, когда ее жизнь вновь вошла в колею, она нужна, ее любят и ждут? Какая несправедливость! Забытые было чувства всколыхнулись заново, вернулись боль и тревога. А с другой стороны, она не забыла, что пресловутая Долорес Арривера живет у него дома и, вероятнее всего, делит с ним постель!
«Матерь Божья, что угодно, только не это!» — чуть ли не в голос взмолилась она и не заметила, как удивился Филипп, когда в дверях появилась не сестра, не пациент, а его родной брат. Но его удивления при виде того, как Мануэль обращается с Джулией, не заметить было невозможно!
Вошедшие не потрудились объяснить бедняге причину столь загадочного поведения. Джулия была слишком утомлена и взволнованна, а Мануэль вообще крайне редко утруждал себя подобными вещами.
Услышав о случившемся из уст все того же Мануэля, сестра Морган мгновенно удалилась, сказав, что позаботится об уборке и принесет Терезе новую порцию. Чувствительное сердце безошибочно подсказало ей, что необычную тройку лучше оставить одну.
Как только она вышла и ее торопливые шаги затихли где-то у кухни, Филипп извлек из шкафа дорогую бутылку шотландского виски и наполнил им высокий стакан воистину чудовищных размеров. После нескольких глотков этого творящего чудеса напитка и выкуренной буквально в три затяжки сигареты, которую Мануэль протянул ей уже зажженной, Джулия почувствовала, что силы и уверенность возвращаются к ней.
