Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
– Вы мне подходите, – сразу отозвалась она. – Вас так и зовут: Марьян… Феоклистович? Или это розыгрыш?
– Да нет, не розыгрыш, – усмехнулся он. – Отчество можно похерить, я своего папаню в глаза не видал, а жена и друзья зовут меня Марьяша, приглашаю в этот престижный клуб.
Так и работали вместе семь лет, рука об руку, без единой ссоры-трещинки. Ни одной тучки не омрачило их дружбы. И никогда, даже в самые тяжёлые времена, она не видела на его лице ни следа озабоченности или тревоги. Эту лёгкую улыбку, чуть съехавшую влево, она потом всю жизнь вызывала в памяти, как талисман: он даже в гробу улыбался этой насмешливой улыбкой – в девяносто восьмом, в девяносто проклятом году, когда грабительская власть оглушила народ очередной дубиной, когда бандюки прошивали друг друга в каждой подворотне, заодно укладывая на асфальт мирных граждан, когда отчаявшийся РобЕртович свалил в свои Штаты, а сама она чуть не сгорела заживо, запертая и подпалённая в старом совхозном сарае.
Когда Марьяшу зарезали в собственном подъезде, в двух шагах от жены и детей.
* * *
С Божены, счастливой звезды, всё и началось.
Издательство было зарегистрировано и названо напыщенно-железнодорожно: «Титан-Москва-Пресс», этого требовали поляки.
Получив по почте книги Озерецкой, Надежда приступила к поиску переводчиков. Через агентство по авторским правам добыла телефон старейшей-именитой – не подступиться! – боярыни-толмачихи, которая когда-то уже переводила роман Озерецкой. По телефону та держала себя с Надеждой как герцогиня с вороватой прислугой.
Это была московская переводческая элита, в советские годы получавшая квартиры на Патриках и на Смоленской, в крайнем случае, на метро «Аэропорт»; кормившаяся за счёт «Прогресса» и «Радуги»; жировая прослойка переносчиков культуры – с дачами, домами творчества, продуктовыми спецзаказами и прочими номенклатурными ништяками.
Надежда была для них никому не ведомой самозванкой. Старые зубры, блистательные корифеи советского перевода, они ещё не поняли, что все эти замшелые прогрессы и радуги тихо погружаются в тину безымянных болот, а на их место с гиканьем и свистом врываются такие вот самозванцы и самозванки, без специального образования, без знания языков, погоняемые одной лишь любовью к книгам и страстью: делать дело! Без начальников. Без худсовета. Без идеологического отдела райкома партии. По одной лишь любви и желанию.
Именитая боярыня с дочерью приняли Надежду у себя дома, разговаривали через губу, устроили экзамен: понимает ли девушка, что такое издательский процесс, сможет ли составить грамотный авторский договор?
Надежда была вежлива, ангельски тиха и терпелива. Отвечала, что всему научится очень быстро «с вашей помощью», «руководствуясь вашими советами». Но на одном из поворотов беседы не выдержала.
– Видите ли, в чём дело, – проговорила с простодушной улыбкой, выпрямившись на стуле (прямо-таки примерная ученица, разве что руки поднимать – чтобы позволили говорить – не стала). – Понимаю я что-то в издательском процессе или пока не очень, но права на эти три книги Озерецкой принадлежат именно мне. Если вы откажетесь со мной работать, их переведёт кто-то другой.
И поднялась…
Тётки, обе, тоже сорвали личины, зашипели, пригрозили, что будут писать Озерецкой и жаловаться.
– Да-да, обязательно пожалуйтесь, – поддержала их Надежда тем же сладким голосом, – тем более что, по моим сведениям, ваш знаменитый «Прогресс» издал Озерецкую, не уплатив ей ни копейки. Вы-то, конечно, получили гонорар по своим высоким советским ставкам, а вот автору можно и не платить, – такая, думаю, практика вообще была принята в этих конторах.
Она покинула поле боя, взведённая, как курок, но очень собой довольная, готовясь искать молодых, талантливых-голодных… Но дома застала трезвонивший телефон: профессиональная ли ревность взыграла или доллары поляков шелестели так громко, но только назавтра договор с великой толмачихой был подписан, и две из трёх книг Божены Озерецкой Надежда передала в руки великой, никто ж не спорит, переводчицы.
Но «торгашка Якальна» всё долдонила в уши: «Не клади всех яиц в одно лукошко!» – интуиция требовала расширения поля деятельности, свежей переводческой крови требовала. После педантичного опроса всех и каждого среди «иностранцев» университета Надежда, по рекомендации профессора Шестипалова, познакомилась с юной румяной девой, словно сошедшей с полотен Левицкого. Ей-то и была с должным трепетом передана третья книга.
Когда пани Божена была пристроена, сама Надежда закатала рукава и за две недели собственноручно и не без удовольствия переписала человеческим языком обе выданные ей Богумилой книги: и английский детектив-ужастик, и любовный, взволнованно-нежный, в меру эротичный, но не позорный опус польской дамы. В некоторых местах, с улыбкой вспоминая свои сочинения на темы природы, решительно и безмятежно вставила пару пейзажиков, украсила второстепенных персонажей кого усами, кого лысинкой, кому дала в зубы трубку Станислава, кого обула в кукольные ботиночки пана Ватробы. Расширила два-три диалога, внедрила в них три переделанные английские шуточки, а также впендюрила одно малоизвестное высказывание Уинстона Черчилля, а в совсем уже безнадежных психологических тупиках объяснила читателю, что, собственно, этот кретин, герой-любовник, намеревался делать с письмом героини.
И всё-таки нужно было озаботиться поисками необходимых для любого издательства людей: корректоров, редактора, верстальщика… Одной, пусть даже с помощью Марьяши, заниматься всеми этапами издания книг было не под силу. Конечно, уже через полгода она умела всё, понемногу обучилась даже бухгалтерии, но для себя на всю жизнь поняла, что любую работу надо доверять профессионалам.
Для начала Марьяша дал объявление в своей «Московской правде». Текст он набросал сам, уверяя Надежду, что писать надо именно так, просто: всем поклонникам Божены Озерецкой, владеющим навыками набора текста, редактирования, корректуры, вёрстки, просьба обращаться туда-сюда. Куда – туда-сюда? Да всё туда же: к ней, Надежде Петровне. Отчество теперь всегда пришпиливала к себе для уважения, как фронтовик – орденскую планку на пиджак. При её молодости надо было как-то обороняться от презрительной фамильярности, от снисходительности. По телефону проще было: Надежда Петровна Авдеева, добрый день, хотела поговорить с вами на предмет… А «предметами» этими жонглировала уже как опытный артист народной филармонии на гастрольном чёсе.
Однако буквально за пару дней нашлись все, кого она искала! Мало того: ради возможности первыми читать книги любимой писательницы почти все были согласны работать бесплатно. Деньги она, разумеется, всем платила, но была так впечатлена порывом!
С некоторыми из этих людей проработала не один год, а верстальщицу Людку Попову – задрыгу и нахалку, но золотую голову! – спустя много лет перетащила с собой в издательство к РобЕртычу. В те времена РобЕртыч был уже суровый вспыльчивый господин в туфлях за два куска «зелени».
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
