— Вы справитесь с этим? — спросил Лука.
— При определенных условиях. Банк хочет гарантий, и я должен обойти местных бизнесменов, прося каждого из них выступить гарантом части ссуды. Они все знают, чего я хочу, и убегают, завидев меня.
— Тогда не показывайтесь им на глаза, — сказал Лука.
— Я не понимаю.
— Я позабочусь об этом.
— Вы хотите сказать, что выступите гарантом ссуды?
— Нет, вам не нужна ссуда. Я дам вам деньги.
Отец Валетти посмотрел на него с сомнением, и Лука улыбнулся ему.
— Все в порядке, у меня есть деньги. Я не подведу вас. Той суммы, которую вы назвали, будет достаточно, или потребуется больше?
— Вы можете позволить себе больше? — наивно спросил священник.
Лука вынул свой мобильный и связался с Соней.
— Сколько времени займет перечисление трех миллионов евро? — спросил он. — Ты сможешь сделать это за двадцать четыре часа? Хорошо.
Тогда пошли по этому счету.
Лука прочитал Соне цифры, которые священник быстро набросал для него на бумаге. Отключив мобильник, он с волнением в голосе сказал:
— Я хочу назвать отделение для новорожденных именем моей дочери.
— Конечно.
— Ребекка Монтезе. Не Солвей.
— Так и будет сделано. Весьма щедро с вашей стороны…
Лука покачал головой, прерывая священника.
— Сообщите мне, если вам что-то еще понадобится, — сказал он и вручил ему визитку. — Адрес моего офиса в Риме. По этому номеру вас соединят с моей помощницей, и она найдет меня в любое время. Ты уже готова ехать обратно? — спросил он Ребекку.
По пути домой Бекки боролась со своими чувствами. Она хотела поблагодарить его, но подумала, что у нее нет права на это. Его поступок не имел никакого отношения к ней. Лука воздавал память их дочери, но делал это в одиночку, способом, который исключал ее участие.
Теперь Ребекка поняла, как она надеялась на эту поездку. Надеялась, что поездка поможет ей понять, что происходит в запертом сердце Луки.
Но этого не случилось Дом встретил их теплотой, они сразу переключились на домашние заботы, словно в них можно было найти спасение.
Лука не разговаривал за едой, только поблагодарил ее, когда она украдкой взглянула на его лицо, которое было каменным. Раньше он всегда смотрел на нее и искал повод обратиться к ней.
Стало темно, Бекки вышла из дома принести дров для печи. За работой ее мысли текли размеренно. Теперь она знала, что ее будущее пройдет без Луки. Он выбрал свой собственный путь, который отличался от ее пути. Лука оплакивал прошлое и не нуждался в ней. С этого времени их дороги уже не пересекутся.
Хорошо, что ее любовь к нему умерла, больше он не причинит ей столько боли, сколько причинял когда-то. Сказав это себе, Бекки попробовала в это поверить.
Она только закончила собирать дрова, когда услышала крик.
Сначала она не могла сообразить, в чем дело, и просто стояла как вкопанная. Через секунду крик раздался снова. Без сомнения, он исходил из глубины дома. Бросив дрова, Бекки побежала.
Лука сидел там, где она оставила его, руки лежали на столе. Его кулаки были сжаты, но он не бил кулаком в стену на сей раз, только бился о них головой, издавая звуки измученного животного.
Медведь, пойманный в смертельную стальную западню, возможно, кричит так же.
Он кричал и кричал, а Бекки в ужасе смотрела на него. Кажется, он был не способен остановиться.
— Лука…
Он выпрямился, поднял кулаки к голове, прикрыв глаза. Ужасные завывания продолжались.
Это было невыносимо. Лука без слов говорил ей, что он на грани безумия.
— Дорогой… — прошептала она, обнимая его.
Лука тут же схватился за Ребекку и спрятал свое лицо у нее на груди. Он цеплялся за нее, словно ничто иное в мире не могло спасти его от гибели.
Бекки ужаснулась, когда, рассказав ему о дочери, увидела, как Лука пытается пробить кулаком стену. Но сейчас все было еще ужасней. Сегодня Лука разрушал самого себя страданием и просил ее помощи единственным способом, которым мог.
— Все эти годы… — задыхался он, — она была одна, а мы ничего не знали…
— Мы ничего не знали. Но теперь мы не позволим ей быть одной. Лука. Лука…
Бекки хотела сказать миллион вещей, но сейчас не могла произнести ни слова. Она могла только повторять его имя и держать его в своих объятиях, чувствуя, как содрогаются мужские плечи от рыданий, которые сдерживались пятнадцать лет.
Наконец он успокоился, устало привалившись к ней. Его все еще била дрожь, но он постепенно приходил в себя.
— Я не знаю, что случилось со мной, — хрипло сказал он. — Сначала я справлялся, а потом словно попал в ад.
— Так было и со мной. Нет никакого средства против этого.
— Это проходит? — спросил он голосом, который разрывал ей душу.
— Да. Но сначала ты чувствуешь дикую боль.
— Я не могу оставаться один.
— Ты не будешь. Я здесь. Ты не один.
Он поднял к ней свое измученное и заплаканное лицо.
— Я был один, когда ты уехала.
Бекки обхватила его лицо руками и мягко поцеловала.
— Тогда я не уеду.
Сначала он не реагировал, словно она сказала что-то фантастическое. Затем спросил:
— Ты ведь так не думаешь?
— Я не могу оставить тебя, Лука. Я люблю тебя. Я всегда любила тебя и всегда буду. Мы принадлежим друг другу.
Очень медленно он отодвинулся от нее и, положив руку на ее живот, взглядом задал вопрос, которого она так ждала и одновременно боялась.
— Да, — сказала она. — Это правда.
Очень осторожно он положил ей на живот свою голову. Он больше не дрожал, словно наконец обрел мир и покой. Когда она взяла его за руку, он последовал за ней в спальню, не протестуя.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Как только первый луч света проник через окно. Лука сказал мягко:
— Я думал, ты никогда не соберешься сказать мне, что беременна.
— Ты давно узнал?
— Почти сразу. Ты была такой же, как тогда.
— Ты помнишь это?
— Я помню о тебе все, с первого момента нашей встречи.
Они лежали, обнимая друг друга всю ночь, иногда разговаривая, но главным образом в молчании, находя утешение в присутствии друг друга. Минуты превращались в часы, Бекки чувствовала, что скорлупа, в которой находилось ее сердце, треснула и развалилась, выпуская его из заточения этих лет. Она знала, что то же самое происходит и с Лукой.
