давно уже никого я не жду.
– Мне-то не ври, – отозвалась Инэлия. – И вообще, иди домой. Я хочу побыть одна. Здесь.
Дочь ушла. Инэлия тут же забыла о ней, не сопроводив её уход ни единой мыслью о ней. Ни плохой, ни хорошей. Она опять вслушивалась в то, что оживало в ней.
… Тополь тих в своих мечтаньях/ Сквозь окно при свете лунном/ Мне в глаза глядел печально/ И о чём-то также думал/…
Что такое «тополь»? Или кто? Инэлия того не знала. Она так и не спросила об этом у Ричарда, когда он бормотал ей ночами при свете двух спутников то, что он называл своими «детскими стихами». Чужой язык чужого мира казался мелодией. Ричард! Вот и всплыло это имя! Она вскрикнула от боли, от очнувшегося горя, от любви, воскресшей внезапно и необъяснимо. Она озиралась вокруг со слезами, – они проистекали не из её глаз, а из её прошлого времени. Потому что жуткий день того времени, когда Ричарда убили, высветился неожиданно ярко. Инэлия, стиснув зубы, яростно стала утаптывать зловещее событие в ту тьму, откуда оно и вынырнуло. И утоптав, не дала ему раскрыться во всех его деталях.
Но увидела себя на низкой постели в маленькой белой и пустой комнате. Пахло кровью и резкими лекарственными травами. Она чуяла, что между её ног рана, причиняющая неудобство и тупую, но всё же боль. Рядом возникла повитуха. Женщина дородная, с участливым широким лицом и пахнущая тем же смешанным запахом крови и трав.
– Что у меня там? – Инэлия с ужасом вытянула из-под себя тряпицу в бурых пятнах.
– Как и положено. Послеродовая кровь. Через пару недель всё пройдёт. Скоро твой отец прибудет за твоей малышкой. Ты рада? Твою чудесную дочку воспитают как аристократку. В холе и неге, в сытости и тепле. Ты-то, дурочка, чего от такого отца сбежала? С каким-то, как я слышала, безумным бродягой? Вот отец и рассердился на тебя. А дочку твою примет к себе. Да и тебя, – тут она зашептала, будто выдавала страшную тайну, – возьмёт с собою. Уж и домик тебе расчудесный купил, как я вызнала. К себе в имение, конечно, не пустит, раз ты падшая, а погибнуть тебе не даст. Любит тебя твой отец так, как редко и бывает. Чуть не помешался от счастья, как нашли тебя в какой-то лачуге, где тебя пригрела одна сердобольная вдова…
– Я сильно растерзана родами? – спросила Инэлия.
– Ничуть. У тебя роды лёгкие были, ни одного разрыва не было, и мне не пришлось тебя зашивать. А это больно даже при том, что я даю сильные травы, гасящие ощущение боли. Дочку принести? Отец твой уже нашёл для неё кормилицу.
Инэлия замахала руками. – Нет! Не хочу видеть этого уродца!
– Да ты безумная что ли? – урезонила её повитуха. – Твоя дочка такая чудесная, беленькая, что я таких младенцев не видела ни разу! Глаза ясные, светлые и сияют как звезды! Имя-то ей подобрала?
– Гелия, – прошептала Инэлия. – Мой избранник так хотел её назвать. По имени той звезды, возле которой он родился.
– Это возле какой же звезды он родился? – удивилась женщина. – Да о чём я спрашиваю, коли он не совсем нормальный был. Видать, и тебя заразил своим душевным недугом. Ой, опасно жить с помешанными! Легко и самому помешаться.
– Заладила, дура ты недоразвитая! – ответила ей Инэлия. – Он был совершенство. Или почти совершенство. А вокруг сплошь недоразвитые существа.
– А что я ещё слышала, – повитуха села на постель к Инэлии. – Поскольку ты оклемалась, то я и хотела спросить. – Она обернулась на дверь, словно кого ждала. – Твой отец, так говорят, не отец тебе вовсе. Вернее, ты не его дочь. А только чудом ты завладела обликом его умершей от болезни дочери, чародейством непонятным, чтобы стать тебе аристократкой. Старик-то и помешался от счастья. Принял тебя за воскресшую дочь. А ведь никто не воскресает. Ты сама-то кто? Видать, не случайно ты и спуталась с ненормальным бродягой, что сама такая же ненормальная.
Инэлия стукнула её по упитанной широкой спине с размаху, прогоняя от себя. Но повитуха не обиделась на удар, поскольку аристократ дал ей много денег для ухода за чокнутой доченькой. Ребёнка и саму мать должны были с минуту на минуту забрать, вот повитуха и хотела, пока Инэлия тут, выспросить все подробности.
За дверью послышались голоса, но вошёл вовсе не отец, а Тон-Ат вместе со своей юной дочерью. Девушка была в синем плаще поверх голубого платья. Тёмные и волнистые волосы были заплетены в пушистую косу. За ними маячил телохранитель Тон-Ата по имени Колаф-Ян. Он считался избранником Инэлии с самого её детства. Выбран был отцом Инэлии, но поскольку Инэлия отлично знала, что отец вовсе не её настоящий отец, то и избранника настоящим не считала. Колаф-Ян был бы и неплох. Высок ростом, образован, поскольку также был аристократом, приятен лицом и характером, но… Ему невозможно было и рядом встать с тем, кто и стал настоящим избранником Инэлии. Прекрасный статный пришелец с теми самыми светлыми и звёздными очами, что и унаследовала его дочь – крошечная Гелия…
Повитуха принесла ребёнка и замерла в угодливой и одновременно незаметной позе у двери. Тон-Ат взял девочку в руки, прищурился, разглядывая её крошечное личико. – Как мила! – сказал он и улыбнулся. – Не ребёнок, а звездный ангел.
– Дай мне! – потребовала дочь Тон-Ата. Худенькая и бледненькая, она не была лишена очарования. Бережно и опасливо взяв ребёнка, она умилительно забормотала, – Какая же ты крошка, моя куколка! Я буду твоей матерью…
– Нет! – перебил её Тон-Ат. – Я сам воспитаю девочку как собственную дочь. А у тебя есть жених. Твой будущий муж.
– Не нужен он мне! – крикнула девушка, чьё имя было Ксенэя. – Он старый, и я не люблю его!
– Он ничуть не старый, и ты полюбишь его, – ответил ей Тон-Ат мягко, но повелительно. – Ты совсем скоро родишь собственных детей. А я, поскольку останусь один, удочерю дочь Инэлии. Воспитаю её достойной той расы, от которой она и произошла. Она не может оставаться среди тех, где не в силах постичь её подлинную природу. Отец Инэлии дал мне своё согласие. Я убедил его. К тому же он немолод и болен, боится не дожить до совершеннолетия внучки. А своё богатство он разделит поровну между собою и тобою, – Тон-Ат обращался уже к Инэлии. – Ты, хотя и стала отщепенкой и изгнана из аристократического сословия, не будешь бедствовать. Найдёшь себе нового избранника из простолюдинов.
– Не буду я никого искать! И
