– Я уже не вижу ничего толком.
– А ты увидь, – настойчиво проговорил краснолицый. – Сделай над собой усилие, так сказать.
– Не понял…
– А чего непонятного? Люди верят тебе. Ты очень убедителен и понятен им в этом образе, – сказал жирдяй.
– Вот пусть у тебя и возникнут видения, – подхватил синюшный. – Скажем, ты был на поверхности и понял: там жить нельзя. Там смерть. Быстрая, лютая, неумолимая. И все такое прочее.
Краснолицый кивнул:
– Скажи всем этим, слишком уж любопытным: жить можно только здесь, в Карфагене, для чего он и был построен самыми талантливыми людьми в погибшем мире прошлого. Ты ведь не станешь спорить, что Карфаген спас жизнь всем, ныне живущим?
– С этим – не стану… – медленно произнес Змей. – Только про поверхность вы врете. Там можно жить. Пока еще трудно, опасно, почти невыносимо – но можно. Более того – там живут.
– Кто живет? – Щека краснолицего неприятно дернулась.
– Ну, мерзляки, скажем, из Хрустального города. Обдолбыши в лагере Азау, дикие племена у Стены…
– Все это чушь и бредни, – размеренно и твердо произнес синюшный. – Ты понимаешь, о чем мы тебе толкуем? Все это тебе привиделось – тогда, до твоей первой вылазки.
– Это не могло мне привидеться до моей первой вылазки. Потому что видения у меня начались после облучения нейтрино от установки шаманов.
– Это ладно, это другое. Они живут в своих норах: шаманы – в герметичной нейтринной обсерватории, которая мало отличается от Карфагена, мерзляки – в глубине ледника. Причем мерзляки – и не люди уже, если разобраться. Так что на поверхности жить нельзя. И на Эльбрусе ты не был. Тебе это привиделось в твоем бреду. Или видениях. Как ты там задвигал толпе на эту тему? Вот так и говори. Ты понял?
Повисла тяжелая пауза. Змей пристально разглядывал этих «хозяев жизни» с заплывшими лицами. Похоже, у них и мозги заплыли, если они думали, что он так просто пойдет у них на поводу. Он еще не вполне понял, на кой черт все это понадобилось Директории, но спинным мозгом ощущал, что его решили использовать в своих темных делишках. А он ненавидел, когда его использовали, тем более – втемную, тем более – в ущерб его собственным интересам и убеждениям.
– То есть вы предлагаете мне лгать? – произнес Змей. – Зачем?
– Почему лгать? – недовольно проворчал краснолицый. – Просто использовать свой авторитет в интересах людей.
– Я не вижу здесь интереса людей. Да, наверху довольно жесткие условия. Там можно сдохнуть в одну секунду, столкнувшись с «дыханием смерти» или попав под ледяной дождь. Но есть места, где жить можно уже сейчас. И выбираться наверх, к небу, – пусть потихоньку, малыми группами, но к настоящему небу и солнцу.
– Вот именно – «выбираться». – Синюшный ткнул в него пухлым пальцем. – Что будет, если все поверят в твою болтовню и массово бросятся к створам? Хаос, паника, массовые жертвы. Ситуация и без того тяжелая. А тут окончательно выйдет из-под контроля.
– Ах вот, значит, в чем дело! – кивнул посредник. – Вы боитесь потерять власть.
– Что ты несешь?! – взвизгнул краснолицый. Даже побагровел еще сильнее. – Люди погибнут! Как они выживут на поверхности?! Даже подготовленный спецназ не может там долго находиться! А тут – толпы обезумевших беженцев из дальних шахт! Они же не видели ничего, кроме стен и руды!
– А тут вдруг получат шанс увидеть солнце… – проговорил Змей. – Нет, я все понимаю. Здесь, в глубине, жизнь давно устоялась. Кто-то на вершине пирамиды, кто-то подпирает ее плечами. И вам, конечно, есть что терять. А большинству там, на нижних уровнях, терять нечего. Кто-то бросится сразу навстречу солнцу – и, наверное, сгорит заживо, как какой-нибудь Икар. Слышали такую легенду? Хотя, скорее, он замерзнет в ледяной пустыне, но суть не в этом. Для многих смерть на пути к свободе и небу – слаще рабской жизни в душной тюрьме. Но вы в этом случае однозначно потеряете монополию на человеческие судьбы.
– Заткнись!
– Хочу вас успокоить: большинство все равно мне не верит. Ваши агенты здесь тоже постарались, объявив меня самозванцем и психом. Неужели вы думаете, что после всех унижений, после охоты, которую вы на меня устроили, я соглашусь вам помогать?
– Если ты не станешь артачиться и строить из себя праведника, каковым не являешься, а будешь с нами сотрудничать, то не пожалеешь.
– Я уже пожалел, что потратил свое время на этот разговор. Уж лучше бы я лежал и таращился в потолок. Вы в курсе, что в нем здоровенная такая трещина? Когда свод рухнет и хлынет вода, крышка придет всем. Тогда сами будете не рады, что заранее не выбрались на поверхность по моему совету.
– Не уходи от темы, – с трудом сдерживаясь, произнес синюшный. – Ты понимаешь, что у тебя просто нет выбора?
– А вот тут вы ошибаетесь. – Змей медленно поднялся, с кривой усмешкой рассматривая «хозяев жизни». – Выбор всегда есть. И я выбираю послать вас всех на хер.
Давно он не испытывал такого наслаждения, отправляя собеседников по известному адресу.
Наивно было бы предполагать, что дерзость останется без надлежащего ответа. Его, однако, не били. Это удивляло и даже настораживало. Люди Директории не отличались чрезмерным гуманизмом, которого тем более трудно было ожидать в эти неспокойные времена. Его просто бросили обратно в огороженный квадрат, который, казалось, стал еще теснее от набившегося в него народа. Наверное, вид посредника, вместе с характерными татуировками в виде молний на его щеках, намекавших на связь с миром неприкасаемых, да еще и внимание охраны, создали ему ореол таинственности и скрытой угрозы: «соквадратники» сторонились его, если не считать безрукого дурачка. Это было к лучшему – он не был расположен к общению, да и небольшое свободное пространство, образовавшееся вокруг него, как невидимое силовое поле, давало возможность спокойно растянуться на камнях в полный рост и предаться расслабленному оцепенению.
– Эй, Видящий! – знакомый голос вывел его из задумчивости. – Я принес твою пайку!
Это был все тот же безрукий парнишка. Надо же – на голове у него теперь была какая-то серая тряпица, а на ней – кусок сухой лепешки, из тех, что раздавали шакалы, чтобы изоляты не окочурились с голоду.
– Спасибо, дружище. – Змей улыбнулся, снял с головы парнишки тряпицу с лепешкой. – Даже не знаю, чем тебя отблагодарить.
Сунул руку в карман, извлек случайно завалявшуюся монету в один фрам:
– Это все, что у меня осталось.
Он протянул монету парнишке и неловко замер, забыв, что тому просто нечем принять дар. Калека, правда, ничуть не смутился и попросту распахнул рот с редкими кривыми зубами. Удивленно хмыкнув, посредник подкинул монету – и парнишка ловко подхватил ее, клацнув зубами, как цирковой пес. Слегка шепелявя, сказал:
– Оставлю на удачу! Как талисман от Видящего!
И шустро переместился к своим, все так же настороженно наблюдавшим за происходившим. Змей помахал им рукой, и те торопливо отвернулись. Кроме матери парнишки, робко помахавшей в ответ.
