Вывернувшись из успевшего расслабиться захвата Макса — Даша его руку и вовсе отпустила почти сразу, как только Светлов перестал трепыхаться — юноша бросился к Мамаю.
— Ты что, оставишь их там? — захлебываясь от негодования, выплеснул он. — Людей? Инну?!
— А как ты думал? — развел руками капитан. — Нам здесь зараза не нужна!
— Какая еще зараза?! — Олег просто не верил своим ушам. — Ты о чем?
— О яде трутня, о чем же еще? Вдруг они укушены? Или даже уже прошли перерождение?
— Или вообще среди них Чужая в личине? — услужливо подсказал капитану сзади Переверзев.
— Спятили? — неистовствовал Светлов. — Какая, к чертям, Чужая?! Их же вырубили из мушкетона! Это люди!
— Или кто-то умело притворяется людьми, — пожал плечами Мамай. — Когда Дроздов в Крепости пришел турок травить, он тоже думал, что всех вырубил, а Чужая тогда просто ему подыграла! Почему бы ей не провернуть этот трюк снова?
— Офигеть, логика! — всплеснул руками Олег. — Так каждого можно заподозрить!
— Не каждого. Только тех, за кого некому поручиться, — осклабился капитан.
— Тогда считай, что я за нее поручился! — что было сил оттолкнув Мамая, Светлов ринулся наружу.
Едва не сбив по дороге возвращавшегося в Викторию с добычей Палиенко, Олег подлетел к лежавшей ничком Инне и, склонившись над ней, осторожно поднял бесчувственное тело на руки.
— Не дури! — на несколько голосов неслось со стороны ворот. — Оставь ее и вернись!
— Мы вернемся вместе… — пробормотал себе под нос Олег, делая первый шаг назад, к форту.
— Светлов, мое терпение на исходе, — выдвинувшись вперед, Мамай встал в проходе и развел в стороны руки, словно хотел своим телом перекрыть вход в Викторию — всем, и своим, и чужим: Ткачук пришлось буквально протискиваться между его растопыренной ладонью и пилоном ворот. А может быть, капитан хотел этим маневром помешать кому-то прийти на помощь смутьяну? Если так, то он явно перестраховался: никто за его спиной, кажется, и не шелохнулся. — Брось это — и марш внутрь! — прокричал Мамай.
— Отвали, — прорычал Олег.
— Я не стану из-за твоих выкрутасов подвергать опасности всех! — не уступал капитан. — Либо ты сделаешь, как сказано, либо… оба останетесь там!
— А хотя бы и так! — не сбавляя шага, процедил сквозь зубы Светлов.
— Олег, подумай о Гале! — высунулась из-за спины Мамая Даша. — И о ребенке!
— Только о них и думаю! — выдохнул он, продолжая упорно идти. — Зачем ребенку отец-сволочь?
— Все, Светлов, ты меня достал! — капитан пошарил рукой в воздухе, и кто-то — кажется, это была Ткачук, но, может статься, и Палиенко — вложил ему в ладонь рукоять мушкетона. Черное жерло раструба хищно повернулось к Олегу. — Это последнее предупреждение!
— Засунь его себе в… — при Инне, пусть и лишенной сейчас сознания, он не стал уточнять, куда именно — словно это могло как-то оскорбить ее слух.
— Ну что ж, будьте свидетелями: я сделал все, что мог, — неожиданно спокойным тоном проговорил Мамай, и мушкетон в его руках едва заметно дернулся.
Того, как медленно сходятся створки ворот Виктории, отрезая форт и его благополучных обитателей от такого опасного внешнего мира, где каждый встречный-поперечный, если не Чужой — то укушенный Чужим, Олег уже не увидел.
23
Планета Новая Земля, окрестности форта Виктория, шестьдесят четвертый день в новом мире
— Ты долго отходишь от паралича, — услышал Олег голос, не раз преследовавший его в ночных кошмарах, и почти сразу же увидел его обладательницу: заслонив высоченным узлом своих черных волос ослепительно голубое небо, над юношей склонилась Тинг.
Если бы только мог, Светлов наверняка шарахнулся бы прочь от китаянки, но телом своим он все еще почти не владел, и все, что ему оставалось — зажмуриться и внутренне сжаться.
— Наверное, в него выстрелили несколько раз…
А вот этот голос звучал как музыка — из тех, что не закачивают в плейер и не слушают на бегу или за перекусом, но за которой идут в филармонию, чтобы ненадолго приобщиться — издали, с галерки — к высокому, непостижимому, недоступному…
— Вряд ли… — с трудом двигая губами, пробормотал Олег. — Просто я действительно… долго прихожу в себя…
Он открыл глаза, надеясь увидеть ту, кому отвечал, но над ним по-прежнему угрюмо нависала Тинг.
— Что здесь произошло? — холодно задала она вопрос.
— Я попытался… — мысли его все еще немного путались, да и будь иначе — как внятно объяснить то, что случилось у ворот? — Вас не пустили внутрь… Я вмешался…
— Это мы более или менее поняли, — перебила его китаянка. — Объясни, почему нас не впустили?
— Мамай боится, что среди вас может быть Чужая… Или что вы укушены трутнем…
Он ожидал вопросов о том, кто такие Чужая и трутень, но Тинг зацепилась совсем за другое.
— Мамай? — прищурив и без того узкие глаза, переспросила она. — Станислав Мамаев — верно? А почему он распоряжается в Виктории? Его срок должен был подойти только через год! Где Райли Макбин? Где Фил Андерсон?
— Это… долгая… история… — выговорил Светлов.
— В таком случае, расскажешь ее по дороге, — заявила китаянка. — Нам пора идти.
— Идти? — растерялся Олег. — Куда?
— Туда, где мы сможем отсидеться. Раз ворота Виктории оказались для нас закрыты, а ключ от Тиньши у нас отобрали вместе с батареями, остается лишь одно безопасное место — замок Вагнерсбург. Зря, конечно, я не послушала Лю и не пошла туда сразу, пока у нас было чем купить гостеприимство…
— Ваши батареи… — вспомнил Светлов. — Они их украли, — это «они» по отношению к людям, оставшимся в форте, выскочило из него само собой, без усилий.
— Нельзя не признать, что с нами за них расплатились, — скорчила презрительную гримасу Тинг. — Это же одна из составляющих бремени белого человека — приобщать унтерменшей к цивилизации, в том числе к цивилизованной торговле. Стеклянные бусы за золото, опиум за серебро и чай, резаная зеленая бумага за труд целого народа… В этом ряду несколько мисок каши, три фляги воды, зажигалка и топор за какие-то никому не нужные золотистые пирамидки — еще о-очень щедрое предложение!
— Они оставили нам рюкзак, в который положили еду и инструменты, — пояснила по-прежнему остававшаяся вне поля зрения Олега Инна. — Так, собственно, мы и поняли окончательно, что это не недоразумение, и в форт нам не попасть.
— Ладно, повалялся, и будет, — снова заговорила китаянка, обращаясь к юноше. — Поднимайся, — протянула она ему здоровую руку.
С куда большей охотой Светлов ухватился бы за ядовитую змею или чешуйчатый хвост Чужой! Впрочем, он вовсе не был уверен, что силы вернулись к нему, и отчасти сам удивился, когда его ладонь, послушно взлетев в воздух, вцепилась в пальцы Тинг. Последовал рывок, мощи которого не постыдился бы и бугай Кухарски, и Олег оказался на ногах.
