Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Он продолжал лупить медведя палкой. Раджу визжал и пытался то укусить палку, то схватить ее лапами, но Лакшман был быстрее – в него будто бы бес вселился. Он ударил медведя по морде дважды, трижды; Раджу рычал, брызгал слюной, пытался дотянуться до него передними лапами, но каждый раз веревка предательски тянула его назад. Все это время Лакшман зловеще смеялся.
После того как, по мнению Лакшмана, прошло достаточно времени с момента предыдущей дрессировки, он решил опробовать другую тактику – привязал морковку к длинной тонкой веревке из кокосового волокна и заготовил еще несколько морковок в кармане. На этот раз он выбрал другое место, подальше от того, где они были в прошлый раз. Они пришли на большой участок земли, окруженный каменной стеной с ржавой колючей проволокой. По-видимому, это обозначало, что участок – частная территория, предназначавшаяся для строительства большого дома с садом. Находившиеся на участке персиковые, абрикосовые и яблоневые деревья уже давно засохли, но их можно было воскресить. Лакшман приметил их для своих целей.
Он привязал Раджу к грушевому дереву. К счастью, он не упирался. К концу палки каландара Лакшман привязал веревку из кокосового волокна, пряча тот конец, на котором была морковка. В это время медведь тоскливо посматривал на дерево. Лакшман начал медленно, нерешительно играть на дамру; медведь, вспомнив предыдущий опыт, тихо заскулил. Отступив назад, Лакшман бросил морковку на расстояние примерно четырех футов от медведя. Раджу тут же двинулся вперед, а Лакшман поднял палку вверх так, чтобы медведь потянулся за морковкой и встал на задние лапы. Висящий над землей овощ был все еще вне досягаемости Раджу. Пока Раджу наблюдал за висящей морковкой, Лакшман все громче стучал в дамру. Медведь подался вперед так, что его поводок натянулся; он переступил с лапы на лапу и обошел вокруг дерева, пытаясь достать морковку с другой стороны. Все это он проделал на задних лапах. В душе Лакшмана затеплился лучик надежды. Он все продолжал приманивать Раджу, напевая мелодию, которая бы попадала в ритм барабана. В конце концов Раджу получил вознаграждение. Даже не потрудившись опуститься на землю, он стал есть морковку стоя, помогая себе лапами. Лакшман чуть не подпрыгнул от радости. Однако сомнения никуда не отступили: а вдруг Раджу начнет танцевать только тогда, когда морковка или что-нибудь съедобное будут маячить у него перед глазами? Это превратит уличное представление в бессмыслицу. Любой дурак сможет заставить животное танцевать, если будет махать перед ним едой.
Лакшман решил повторить все то же самое, но на этот раз без морковки. Раджу быстро сообразил, что к чему, недолго постоял в нерешительности, а затем сел и стал смотреть на Лакшмана непонимающим взглядом. Надежда разбилась вдребезги. Он помахал веревкой в воздухе еще немного и даже слегка, играючи, ударил ею Раджу, но это ни к чему не привело. Он столкнулся с проблемой выбора: либо приноровиться использовать дамру, морковку и пение, но без палки, или же дамру, пение и морковку, но последнюю только в качестве приманки. Подумал еще, и возник вариант, где морковка не фигурировала вообще: нужно было как-то заставить медведя танцевать только с помощью дамру, пения и палки, а морковку давать только в качестве поощрения уже после всех тренировок. Его мозг просто кипел. Расстроенный, он решил отдохнуть от дрессировки. Его вновь стал охватывать гнев из-за того, что глупое животное никак не хотело его слушаться. Ему вдруг захотелось научить зверя самым легким способом: отвязать веревку от палки и продолжать бить Раджу до тех пор, пока он не поймет, что от него хотят. Обезьяна, которая все это время сидела на дереве и наблюдала за процессом, видимо в надежде украсть морковку, вдруг, крича, вскочила и удалилась прочь, перепрыгивая с ветки на ветку.
Что-то за домом привлекло внимание Лакшмана, он не смог разобрать, что это было, будто какая-то дымка, которая быстро испарилась. Он сделал несколько шагов назад и внимательно посмотрел на землю в поисках того, что бросилось ему в глаза. Он долго всматривался, но что-то ускользало от его взгляда, не давало себя обнаружить, хотя, казалось, было прямо у него перед носом. На земле лежали косточки зизифуса, искореженные пластмассовые бутылки, овощные очистки, скомканная бумага, пожухлая трава…и вот, наконец, то, что привлекло его внимание. Яичная скорлупа. Маленькие белые фрагменты скорлупы. Рядом лежала скорлупка побольше, которая была разбита только с одного конца. Он стоял не шелохнувшись; внезапно на него нахлынуло чувство жалости: ему было жаль своих детей, которым хотелось яиц, возможно, они с нетерпением ждали того дня, когда смогут их поесть, и было жаль Гиту, которой приходилось скрывать их от него и идти на риск, игнорируя его просьбу. Однако мысль о том, что она посмела ослушаться, вмиг рассеяла все сочувствие, будто порыв ветра, сдувший с ладони песок.
Несколько дней он молча наблюдал за ней. Уходил из дому, слонялся где-нибудь, а когда Гита уходила на работу, возвращался и начинал искать место, где она прятала яйца. Ему захотелось выяснить, участвует ли Радха в сговоре, но потом прикинул, что будет крайне неразумно так выдавать себя, и решил, что намного эффективнее будет, если Гита ничего не узнает о его стратегии и будет поймана с поличным. По той же причине он решил не спрашивать про яйца ни у кого из детей. Должно быть, она варит им их и дает с собой в школу. Но когда она это делает?
Лакшман затаился за живой изгородью рядом со старым бунгало и стал ждать, когда Гита закончит работу и отправится домой. Он был осмотрителен и не давал себя обнаружить. Пробравшись за изгородь, когда она направилась к дому, он посчитал до двадцати и только затем выглянул. В руках у нее был пакет. Он дождался, пока она подойдет ближе к их дому, чтобы убедиться, что она направляется именно домой. Со скоростью пантеры он подбежал к ней, не оставляя ей ни единого шанса спрятать от него пакет. Ее лицо вытянулось и побледнело так, будто она увидела призрака.
– Дай мне этот пакет, – выпалил он.
Она стояла в оцепенении – просто не могла шелохнуться.
– Дай сюда этот пакет, – настаивал он.
Он вырвал пакет из ее рук. Внутри лежало четыре белых яйца, одно из них разбилось из-за того сильного рывка Лакшмана. Еще там лежало несколько зачерствелых чапати, два маленьких пластиковых контейнера: один с остатками риса, а другой с сабзи[56], вероятно с капустой; все это были крохи со стола богачей.
Гита попыталась побежать в дом, на кухню – это была ошибочная и плачевная попытка скрыться. Одной рукой Лакшман схватил ее за запястье, а в другую взял яйцо и разбил его о ее лицо. Он взял второе яйцо, она начала уворачиваться. Он схватил ее за волосы и резко повернул лицом к себе. Второе яйцо он разбил о ее нос с такой силой, что из одной ноздри стала течь тонкая струйка крови, которая смешалась с прозрачным белком и оранжевым желтком. Ее лицо исказилось, и слезы хлынули градом – от этого ее вид стал еще безобразнее.
Плач услышала Радха и вышла из дома.
– Прекрати! Прекрати сейчас же! – закричала она Лакшману. – Ты что, совсем стыд потерял?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
