Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Мама так и осталась торчать у стены. Коля подошел к Марине, осторожно дотронулся до ее плеча, сказал: «Поздравляю». Взял из ее рук букет, положил в раковину, подвинул Марине стул, повернулся к матери:
– Люда, садись. Давай действительно отметим. Не будем портить вечер. В каждой семье свои проблемы.
Мне было понятно, что нужно хватать Марину в охапку и валить отсюда впереди собственного визга. Но было поздно: она уже сидела за столом.
Мама поставила еще два прибора, присела тоже. Коля разлил по рюмкам – себе и матери водку, нам с Мариной вино. Марина к еде не притронулась, а вино выпила. Она была не в порядке. Губы дрожали, глаза – огромные, отчаянные, перепуганные и решительные.
Коля вновь наполнил рюмки, встал и решил произнести тост:
– В общем, за все хорошее. За здоровье, как говорится, за майские праздники, за мир и труд…
– Поздравляю с днем рождения. – Моя мать протянула к Марине рюмку, чтобы чокнуться.
– Да не хочу я с вами пить! – Марина оттолкнула ее руку и сжала кулачки на столе. – Вы не хотите мне здоровья. Вы вообще не хотите меня в своей жизни. И вы заодно. Я вам не верю…
– Так за каким чертом ты сюда приползла? – Коля навис над ней своим большим брюхом, красным, пьяным лицом. – Пришла с цветочками – «папа», «папа»… А на самом деле оскорбить просто хотела. Праздник нам испортить. Вся в маму: злобная и мстительная. И себе на уме. Иру нашла, обработала, на жалость взяла. Какая ты несчастная, больная, брошенная?! А кто твои лекарства оплачивает, кто путевку покупал, а? Кто сейчас сел с тобой за стол, как с родным человеком? Так я тебе скажу: никто, кроме отца, с калекой за стол не сядет. И права была Люда: не место тебе среди нормальных людей.
А дальше я в потрясении какие-то минуты фиксировала кадры, как механическая камера, потому что меня парализовало.
Марина поднялась, и ее руки вцепились в горло Коли. Он, видимо, не ожидал, что у нее могут быть такие сильные руки. Он держался за спинку стула, не пытаясь вырваться. Его лицо багровело, отекало, глаза наполнялись ужасом и бешенством.
– Люда, звони в полицию, – прохрипел он.
И эта идиотка позвонила, пока я пыталась оторвать руки Марины от горла ее отца.
Они приехали чуть ли не мгновенно. Наверное, мама знала, как надо вызывать.
Три черных робота. Два стали по обе стороны от Марины, третий потребовал ее документы.
Я протянула ее паспорт, который достала из сумочки. Сама взяла телефон и сделала несколько снимков, общих, лица полицейских крупно, Колю в рост, в шортах, которые спустились с раздутого брюха. Командир, проверивший паспорт, начал писать протокол со слов Коли и моей матери. Потом окинул взглядом еле стоящую на ногах Марину и что-то пробормотал насчет «поедем в отделение, будем разбираться».
– Минуточку, – громко заявила я. – Вы меня видите? Я – главный и единственный незаинтересованный свидетель. И это моя с матерью квартира. Прошу записать мои показания, я в любом случае доведу их до сведения вашего начальства и общественности. Я и снимки сделала.
А дальше я им открыла глаза. На то, что нетрезвый бугай на обычной кухне, где якобы случилась бытовуха, – на самом деле большой начальник ЖКХ Николай Васильев. Что он выгнал из своей квартиры в элитном доме жену с больной дочерью. Что она приехала с ним повидаться в день своего рождения, а он назвал ее калекой и заявил, что таким не место среди нормальных людей.
– Вы, конечно, в курсе, что это статья УК «дискриминация». А дальше он, этот самый Васильев, схватил стул за спинку, вот этой самой рукой, и занес его над головой дочери. Я и это, кажется, успела сфотографировать, попрошу со спинки стула снять отпечатки пальцев. Речь о покушении на убийство. Марина защищалась.
Короче, – заключила я. – Поскольку Васильев вам большой начальник, будет сейчас давить на следствие и суд, а он заинтересован в том, чтобы сжить со свету свою единственную дочь из-за квартиры, я прямо сейчас отправляю все, что сказала, вместе со снимками в интернет. Поехали, ребята? Коля, ты готов?
– Не делай этого, – взревел Коля. – Она клевещет, но ссора действительно была. Я погорячился, сознаю, прошу прощения за ложный вызов. Это жена не поняла и позвонила. Я компенсирую ваше время, если что.
…С того вечера прошло ровно три года. Сегодня я одна в своей квартире отмечаю день рождения Марины, девочки-лепестка, выбранной мною в младшие сестры. Это было время таких свершений, преодолений, приобретений и в результате окончательных потерь, что я сейчас хочу одного. Тишины.
В тот кошмарный вечер лед провалился, вулкан взорвался раскаленной лавой, никому не заметное течение жизни одной семьи обнажилось и сломалось.
Сейчас я понимаю, что так должно было случиться. Просто потому, что иначе было уже никак. Замять Коле уже ничего не удалось. Я допустила одну маленькую утечку, причем источником стал как раз один из полицейских, который за небольшую плату передал информацию о скандале в семействе Васильева одному телеграмм-каналу. Тот поискал вокруг, копнул вглубь. Много интересного узнали люди об одном реагентном короле.
У Галины в ее исках появились добровольные помощники – известные адвокаты и правозащитники, которые всласть попиарились на таком выигрышном деле. Богатый, не сильно чистый на руку чиновник запихнул родную больную дочь в закуток «вороньей слободки». Они со своей второй женой терроризировали девочку и ее мать, шантажировали, пугали. Процесс, как говорится, пошел.
Мама с Колей бежали из нашей квартиры в ненависти, отвращении и страхе.
Мне кажется, они боялись, что не смогут сдержаться и прикончат меня прямо тут, где я обвинила Колю в попытке убийства дочери, которой он не совершал.
Виной я не мучилась: поехали они не на скамейки вокзала, а в свои отремонтированные хоромы с зеркальными террасами и бассейном. Его юристы уменьшили реальную долю Галины и Марины в стоимости этой квартиры, насколько смогли. И все равно по суду Николай выплатил им огромную сумму.
Нам ее хватило, чтобы выбрать отличную квартиру. Всего две комнаты, но все помещения большие, с широкими коридорами, двумя террасами – открытой и закрытой, везде полно воздуха и света.
Я прожила там рядом с Мариной две недели. Две последние недели. Я прощалась и провожала. Знаете, сейчас, конечно, сердце рвется, все хочется туда вернуться и еще как-то задержаться хоть на день. А тогда… Тогда мы не были несчастны. Нам не было страшно и больно. Я говорю за двоих, потому что души наши слились, слезы и смех смешались, мысли были одни.
Марина принимала каждый день, каждый луч, каждый звук и прикосновение с восторгом и благодарностью только что родившегося ребенка. И она знала, что делает меня счастливой, сообщая, как далеко еще ползти атрофии до ее нежного сердца. Есть жизни, которые ничего не стоят, а есть минуты, за которые можно отдать жизнь. Вот и все, что я скажу о тех временах.
Да, я стала студенткой, Маринка помогала мне учиться. Ректор поможет мне экстерном получить диплом. И это будет тот диплом, за который папе было бы не стыдно. К тридцати годам я готова наконец продолжить его дело, но на другом, железном с точки зрения устойчивости уровне.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
