Книга Твоя Шамбала - Владимир Сагалов

Так же, как и предыдущие два дня, он лежал, завёрнутый в тот же просторный, тёплый тулуп, засыпанный кучей листвы, и глядел на хмурое небо, изредка сбрасывавшее вниз мелкий дождь. Долетая до земли, капли превращались в водяную пыль, это сопровождалось небольшими порывами ветра и поэтому не могло вызывать никаких приятных чувств. Но всё же, исходя из внутреннего состояния, несмотря на погоду, он чувствовал себя намного лучше вчерашнего. Мысли беспорядочно и судорожно сбивали одна другую, тут же теряясь или запутываясь, не давали покоя его сознанию. Может быть, те мелкие мысли, а также те, которые он считал неважными, составлявшие почему-то большую часть всей суеты в его голове, он смог бы организовать, чем он и пытался заниматься всё время; если бы не та одна, та большая и страшная, которая, как большой, жестоко брошенный камень вновь и вновь разбивала восстановленный витраж окна. Эта мысль-воспоминание, мучая сознание Штефана, всякий раз переносила его в то состояние страха, в тот день и в тот лес, вызывая почти ту же лихорадочную дрожь в его теле.

Перед глазами ползли медленные, мучительные видения, в которых он видел себя со стороны, не способного ориентироваться и бегущего целый день по тайге. Он видел бесконечно льющиеся и размывавшие видимость слёзы, видел своё лицо, руки и одежду, отвратительно измазанные собственными испражнениями. Но страшнее всего ему становилось от страха. Страха в тех его глазах, которые выказывали истерический крик, обвинение и проклятие всех и всего вокруг за ту ужасную ситуацию, в которую он был втянут. Лёгкий порыв ветра холодной дождевой пылью освежил выглядывающее из листвы лицо, вернув его в реальность. Поморгав и освободив от капель ресницы, он вгляделся в вот уже третий день стоявший перед его взором массивный ствол старой берёзы, уходивший в крону, а затем ввысь, к небу. Это отвлекло его от ужасных воспоминаний, он даже почувствовал состояние как будто вливающегося в него тонкой струйкой спокойствия. По мере наполнения его сознания этим чувством, которое расковало напряжённое воспоминаниями тело, его начало пьянить то счастливое состояние, которое ему не хотелось никогда терять. Он прикрыл глаза и быстро уснул.

Ему снился дом, в котором он жил один, не чувствуя при этом одиночества, и всегда любил в него возвращаться. Когда он увидел себя дома, ему стало ещё спокойнее. Он почувствовал себя в полнейшей безопасности, и сон утянул его ещё глубже. Дом принадлежал Штефану, но достался ему от бабушки, которую он очень любил, и поэтому она сиюминутно появилась в его сне. Ещё совсем не старая, она ходила по просторному дому из комнаты в комнату, ища и зовя его, но она искала его как будто ещё совсем маленького.

«Штефан, Штефан, ты где так спрятался? Выходи уже, я тебя давно ищу». А он, затаившись в самой середине огромной гостиной, лежал на полу и с трудом удерживал смех, зажав рот рукой, молчал и ждал, когда она его найдёт. Бабушка спустилась с верхнего этажа, вошла в гостиную и охнула, как охнул бы любой человек, увидевший в своём доме что-то такое, чего не только никогда в этом доме не было, но и не могло быть. Вся комната была усыпана толстым слоем жёлтой опавшей листвы, а в середине комнаты, которая почему-то стала очень высокой, стояла огромная белая берёза. С неё как дождь сыпалась бесконечная золотая листва. «Боже мой! Какая красота! Но что здесь происходит?» – застыв в полном замешательстве, тихо произнесла бабушка Габриэла. Она стояла на нижней ступеньке лестницы с чувством испуга и очарования одновременно. Но очарование победило испуг и помогло ей почувствовать себя в сказочном сне. Она сделала несколько шагов к середине комнаты в направлении сказочного дерева и заметила личико маленького Штефана, выглядывавшее из горы маленьких, золотых листочков. Почувствовав себя найденным, он не выдержал, выскочил из своего укрытия и закатился созвучным берёзовому листопаду смехом. «Это Георг мне подарил, Георг подарил! – весело кричал бабушке Штефан. – Георг, который далеко, далеко! Моего деда тоже звали Георг!» Вдруг в гостиной появилась молодая девушка, которая неуверенной походкой, разгребая перед собой листву, прошла через всю комнату, подошла к маленькому Штефану и строго, с упрёком произнесла: «Господин Вагнер! У вас завтра утром, в восемь тридцать, очень важная встреча, приедет господин Брюггер. Вы прекрасно знаете, что эта встреча представляет очень большую обоюдную важность и запланирована она была целых четыре недели назад. Как вы себе представляете её проводить, если вы лежите неизвестно где, под каким-то деревом, и вид ваш… Извините! В общем, что я должна сказать в случае отказа во встрече?» Штефан стоял с озадаченным лицом и молча смотрел на ругавшую его девушку, не зная, что он должен ответить. За окном облако прикрыло солнце, и эта большая, светлая гостиная, залитая ещё пару мгновений назад яркими, играющими цветами, потускнела. Пропало то детское веселье, и Штефан увидел себя таким, каким он был сейчас. Теперь он стоял в недоумении, одетый в тяжёлый тулуп, и недоумённо глядел то на бабушку, то на незнакомую девушку. «Ты что, Штефан, не узнаёшь госпожу Пиппер? Не узнаёшь твоего секретаря? О каком Георге ты говорил? С кем ты связался? Боже мой! Я тоже когда-то, в молодости, связалась с одним Георгом, и ничего хорошего из этого не вышло». Штефан недовольно бросил взгляд на бабушку Габриэлу, и она куда-то пропала, но госпожа Пиппер, как заевшая пластинка, продолжала задавать один и тот же вопрос: «Что я должна сказать в случае отказа, что я должна сказать в случае отказа?» Быстро и широко раскрыв глаза, он ещё не совсем осознавал, что проснулся, а в голове остались последние воспоминания из его сна: «Встреча! Ведь у меня завтра встреча, очень важная встреча. Госпожа Пиппер, пожалуйста! Вы сможете, вы же опытная, придумайте красивую, честную отговорку. Пожалуйста! Я не останусь в долгу, – мысленно умолял Штефан своего секретаря, которая находилась за тысячи километров и действительно уже в течение недели потеряла всякую надежду разыскать своего шефа. – Если здесь примерно шестнадцать часов, то дома ещё не наступил обед, есть ещё время красиво, достойно отложить встречу. Надеюсь, она придумает что-нибудь правдоподобное. Недаром же я плачу ей деньги, да и неплохие, надо заметить» – продолжал рассуждать Штефан. Он начал жалеть о сделке, которой завтра было не суждено состояться. Его начало злить то, что уже послезавтра у господина Брюггера должна будет произойти встреча с последним интересующимся инвестором из Рурского региона: «А те, узнав, что я сброшен со счетов, – причина не будет важна, уверен, не упустят этот лотерейный билет».