Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Сейчас я начинаю думать, что приезд домой, вероятно, был ошибкой. Мне нужно время на размышления, а вокруг все только будет раздражать. Чувствуя мой недовольно-стервозный настрой, Эл решает оставшуюся часть пути до дома провести в тишине – я только за. Прерывает молчание он лишь однажды: просит перестать забивать его машину до смерти. Оказывается, я сильно стучу ногой по полу.
Сама того не замечая.
Мы сворачиваем в тупик перед маминым домом, и я поражаюсь тому, каким маленьким все здесь выглядит. Здания, пучки травы, даже тропинки. Так всегда бывает, когда взрослеешь. Каждый раз, возвращаясь сюда, ощущаю себя гигантом, бродящим по кукольному домику.
Дом прячется в самом углу. Деревянная входная дверь стала красного цвета, а в моем детстве она была желтой. И неизменные цветы и безделушки в палисаднике.
Не хочу заходить.
– Приветик, дорогая! – кричит мама, выбегая мне навстречу, широко разведя в стороны руки.
– Привет, – говорю я, и она заключает меня в крепкие теплые объятия. Ее запах успокаивает.
В толк не возьму, как ей удается, но моя мать, Роксана, всегда выглядит шикарно. Вот и сейчас, в самый разгар зимы, в мороз, она в своих черных легинсах, полуботинках и просторном темно-сером свитере, поверх которого по-модному повязан тонкий поясок, смотрится потрясающе. Светлые волосы зачесаны назад (и, несомненно, зафиксированы лаком), глаза красиво подведены. Образ в стиле шестидесятых – винтажный, однако ничуть не старомодный. Мама прекрасна. Она родила меня довольно рано, так что до сих пор хочет быть стильной. Если она не станет предлагать мне разделить с ней выпивку, я только за.
– Как поживает мой маленький судья Рампол?[7] Привезла с собой парик? Вела уже слушание с присяжными? Можно нам приехать и посмотреть?!
– Все хорошо. Нет. Пока нет. И насчет последнего – ТОЧНО НЕТ.
– А вот и Аманда-Панда! – вопит Росс, выходя из дома.
– Братишка… – притворно дуюсь я.
Росс – мой старший брат. Между нами три года разницы, и мы совсем не похожи. Он ненавидел учебу и бросил школу в шестнадцать, еле-еле сдав выпускные экзамены. В чем он хорош, так это в бизнесе. Росс работает с четырнадцати лет, ему всегда нравилось самостоятельно зарабатывать деньги. Я до сих пор не знаю, чем именно он занимается, но брат неплохо вложился в недвижимость и теперь у него огромный дом, он несколько раз в год ездит отдыхать за границу и (оказывается) купил новую «Ауди». Мне таких заработков не видать и через много лет.
Вот засранец!
Спеша затащить меня в дом, мама рассказывает кучу сплетен о соседях, а я пробираюсь внутрь сквозь бесконечные украшения. На Рождество наш дом всегда светится, как… ну, как новогодняя елка – что внутри, что снаружи. Боюсь представить, как это смотрится с улицы в темноте.
– А теперь, милая, расскажи мне ВСЕ-ВСЕ о своей новой работе. Уже нашла богатенького парня среди барристеров?
Нет, целую неделю я тут не выдержу!
В этом доме прошла бо́льшая часть моей жизнь. Тут я должна чувствовать себя в безопасности, радоваться приезду, однако, увы, ничего подобного не происходит.
За годы дом сильно изменился. Дурацкий набивной ситец с цветочками то любили, то ненавидели, обои содрали, старинную мебель выкинули, но дом все еще остается тем самым местом. Ужасно грустно, что здесь нет наших с Россом детских фотографий, ни одной. Ни улыбчивых мордашек в нелепых нарядах (такие любят показывать гостям на твое восемнадцатилетие), ни постановочных школьных снимков, ни классических «папа обнимает дочурку на пляже». Словно детства у нас и не было вовсе.
– Мам, сейчас отнесу вещи наверх, а потом вернусь и все тебе расскажу, – обещаю я, волоча сумки по ступенькам.
Моя комната – самая маленькая в доме, каморка у лестничной площадки. Приезжая домой, я каждый раз заглядываю сюда.
Все по-прежнему, однако не совсем.
В доме сделали ремонт после того, как он ушел навсегда – везде, кроме моей комнаты. По иронии, мама решила, будто я захочу сохранить ее неизменной из «ностальгических соображений». Здесь я навечно останусь подростком.
Зачем мне помнить, кем я тогда была?! Едва сдерживаюсь, чтобы не крикнуть ей это прямо в лицо. Если бы только могла, я бы с радостью сожгла наш дом дотла. Не пойму, зачем мать до сих пор живет здесь. Зачем обитает среди плохих воспоминаний?
Воспоминаний о нем.
Захожу в комнату и закрываю за собой дверь, которая издает до боли знакомый щелчок.
И эта тишина.
Даже теперь она вызывает неприятные ощущения. Все время начеку, опасаешься, не нарушит ли ее что-нибудь. Разве ребенок может так жить?
Осматривая крошечное помещение, я поражаюсь возникающим во мне противоречиям. Долгие годы по разным причинам эта комната служила мне то спасительным островком, то тюрьмой. Я запиралась здесь на целые выходные и делала домашнюю работу, лишь бы не видеть его, и в те моменты была уверена, что все у меня получится, стоит лишь постараться. Возможно… однажды… я смогу выбраться и стать кем-то.
Бывало и так, что всю субботу и воскресенье я сидела на кровати в слезах, тщетно пытаясь понять, что же я такого натворила. Неужели это моя вина? Разве я заслужила? В нормальном состоянии отсюда не сбежать.
За что мне такая жизнь?
Светло-розовые обои выцвели. Рисунок с облаками и разноцветными шариками устарел, уголки облезают. Мне всегда нравился вид из окна моей комнаты. За домом у нас лес, так что частенько я просто смотрела на деревья. Зимой их темные силуэты покачивались на ветру, летом ветви густо покрывались зелеными листьями. Даже в детстве я радовалась тому, как мне повезло с видом из окна.
Мне чертовски жаль. Жаль ту девчонку, маленькую, грустную и напуганную, чья жизнь должна была начаться совсем по-другому. Но сейчас-то у Аманды все хорошо, верно? Смотрите, как она продвинулась. Все плохое в прошлом.
Ничего подобного.
Потому что комната каждый раз напоминает мне о том, что случилось.
О том, кто я такая на самом деле.
Что я наделала.
Дверная ручка вдруг поворачивается. Желудок сжимает спазм, и я инстинктивно прижимаюсь к двери, чтобы ее не открыли.
– Это я, дорогая. Просто хотела спросить, как насчет чашечки чая? – спрашивает мама.
Я медленно выдыхаю, поражаясь собственной реакции.
Его тут нет, а он все равно влияет на мое поведение. Бесит.
– Да, мам, уже спускаюсь.
* * *
Я знала, что так и будет.
Первый вечер, который к тому же пришелся на канун Рождества, я провожу в рабочем клубе. Эл там выступает (билеты, надо полагать, разлетаются как горячие пирожки). Мы с Россом согласились пойти лишь для того, чтобы напиться. Платье на маме с таким количеством пайеток, что участницам танцевального телешоу и не снилось, а еще туфли на каблуках выше лондонского небоскреба Шард. Я выгляжу поскромнее: приталенное красное платье и полусапожки. Мама не одобряет и пытается переодеть меня во что-нибудь блестяще-сверкающее.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
