Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
– Какая фотка, а? – хмыкнул торговец товарами повседневного спроса, глядя на Петера сверху вниз.
Они смотрели на старую фотографию команды, где стояли рядом.
– Теперь ты спортивный директор, а я главный спонсор, – ухмыльнулся Фрак с таким видом, что Петер не стал его разуверять: Фрак был спонсором, но не главным.
– Да… неплохой снимок, – согласился Петер.
– Мы друг за друга горой, правда? Медведи из Бьорнстада! – проревел Фрак и, не дожидаясь, пока Петер ответит, продолжил: – Вчера встретил Кевина Эрдаля. «Волнуешься?» – спрашиваю. И знаешь, что он мне ответил? «Нет!» Тогда я спросил, какая тактика у него припасена для завтрашнего матча, и знаешь, что он сказал? «Тактика одна: победить». А потом глядь мне прямо в глаза и говорит: «Разве не ради этого вы спонсируете клуб? Чтобы получить прибыль со своих инвестиций». Парню семнадцать лет! Помнишь, какими мы были в их возрасте?
Петер ничего не сказал. Он вообще с трудом припоминал, что когда-то ему было семнадцать. Кофеварка снова едва работала и, погремев-поскрипев, неохотно выплюнула нечто, напоминавшее по цвету пережеванный табак, а по консистенции – клей. Петер выпил. Фрак почесал шею под двойным подбородком и, понизив голос, сообщил:
– Мы тут встречались с местными политиками – кое-кто из спонсоров и правления – и… ну… сам понимаешь, неформально.
Петер принялся озабоченно искать сливки, всем своим видом давая понять, что не хочет этого слышать, но Фрак упорно ничего не замечал.
– Когда юниоры выиграют финал, в Бьорнстаде откроют хоккейную гимназию. Ну а как иначе, пиар, сам понимаешь. А потом мы обсуждали реновацию ледового дворца…
– Я так понимаю, тоже неформально, – буркнул Петер, знавший, что на языке местных политиков это означает: пока одна рука чешет спину, другая кладет деньги в карман.
Хлопнув его по спине, Фрак кивнул в сторону кабинета:
– Кто знает, Петер, может, даже останется тебе на новую кофемашину!
– Благодарю, – пробормотал Петер.
– У тебя, конечно же, выпить нечего? – осведомился Фрак, снова кивнув на кабинет.
– Волнуешься перед матчем? – улыбнулся Петер.
– Как думаешь, у да Винчи была скидка на коричневую краску, когда он писал Мону Лизу?
Петер расхохотался и кивнул на соседний кабинет:
– Зайди к генеральному, у него всегда в заначке бутылка.
Фрак просиял. Петер крикнул ему вдогонку:
– Ты ведь сегодня не собираешься оголяться, как в четвертьфинале? Родители тебя не поймут, Фрак!
– Обещаю! – соврал тот и, не оборачиваясь, добавил таким тоном, будто бы не вынашивал этот план с самого утра: – Дернем по стаканчику перед матчем, договорились? Если не хочешь, можешь выпить минералки, березового сока или что там ты любишь. Я пригласил еще нескольких спонсоров, мы хотели немного перекусить… в узком кругу.
Фрак вернулся с бутылкой и гендиректором, у которого лоб блестел, как отполированный лед, а под мышками уже выступили темные пятна. И тут Петер понял, что это засада в чистом виде.
Фатима никогда не появлялась в ледовом дворце, когда там было полно народу. Она ходила на матчи Амата, пока тот играл в детской команде, но тогда на трибунах сидели только родители и младшие братья и сестры, которых не с кем было оставить. Сегодня у парковки стояли взрослые люди и клянчили билеты по цене в четыре раза больше обычной. Амат сильно загодя купил два билета, и Фатима спросила, не сходить ли ему, как обычно, вместе с Закариасом, но Амат сказал, что хочет показать ей тех, с кем однажды будет играть в одной команде. Дело было всего неделю назад, и тогда казалось совершенно неправдоподобным, что этот день наступит так быстро. Фатима крепко держала билеты в руке, стараясь никому не мешать в толчее, но все же у нее не получилось стать невидимкой: внезапно кто-то дотронулся до нее и сказал:
– Эй, ты не хочешь нам помочь?
Фатима обернулась. Магган Лит делала ей отчаянные жесты, показывая на осколки стеклянной бутылки из-под воды, которую кто-то уронил на пол.
– Может, сходишь за шваброй? Ведь кто-то может сюда наступить! А вдруг ребенок?
Фатима знала женщину, уронившую бутылку, она была матерью игрока из команды Амата и явно не собиралась подбирать осколки. Она уже направлялась к своему месту на трибуне.
– Ты меня вообще слышишь? – рявкнула Магган Лит, взяв Фатиму за руку.
Кивнув, Фатима убрала билеты в карман. Склонилась над полом. Но тут снова почувствовала у себя на плече чью-то руку.
– Фатима! – приветливо окликнула Мира, после чего существенно менее приветливо обратилась к Магган Лит: – В чем проблема?
– У меня никаких проблем, я здесь не работаю! – прошипела Магган.
– Она сегодня тоже не работает, – сказала Мира.
– Что значит «не работает»? А что ей тогда здесь делать?
И тогда Фатима выпрямилась и сделала небольшой шаг вперед, который, впрочем, кроме нее никто не заметил. Посмотрев в глаза Магган, она ответила:
– Я здесь, и я вас прекрасно слышу. Я пришла сюда по той же причине, что и вы. Чтобы посмотреть, как мой сын играет в полуфинале.
Никогда Мира не видела человека с таким чувством собственного достоинства. И никогда не видела, чтобы Магган потеряла дар речи. Когда мама Лита исчезла в толчее, Мира подобрала с пола осколки. Фатима тихо спросила:
– Извини, Мира, но… не знаю, как тут у вас положено… но можно я сегодня сяду рядом с тобой?
Мира прикусила губу и крепко взяла Фатиму за руку:
– Фатима, милая, это я должна спрашивать у тебя разрешения.
Суне сидел в самом верхнем ряду. Поднимавшиеся по лестнице спонсоры делали вид, что не замечают его, а Суне знал, о чем они собираются поговорить в кабинете. Удивительно, но он больше не чувствовал злости. И грусти. Осталась только усталость. От политиков, денег и всего остального в клубе, что не имеет отношения к спорту. Одна лишь усталость. Может, они и правы. Он отстал от жизни.
Оглядывая площадку, Суне глубоко втягивал носом воздух. Несколько игроков из команды противника давно уже переоделись, как свойственно тем, кто до смерти напуган, и теперь разогревались на льду. Времена меняются, а нервы всегда шалят одинаково. Эта мысль успокоила Суне, спорт есть спорт, что бы там эти люди ни придумывали в своих кабинетах. Одна шайба, две пары ворот, пламенные сердца. Некоторые говорят, что хоккей – это религия, но они ошибаются. Хоккей – это вера. Религия – это нечто существующее между тобой и другими людьми, это множество трактовок, теорий и мнений. А вера… она между тобой и Богом. Она в том, что ты чувствуешь, когда судья заезжает в круг между двумя центрфорвардами, а ты слышишь, как клюшки стучат друг о друга, и видишь, как в пространство между ними медленно опускается черный диск. И в этот момент все происходит только между тобой и хоккеем. Цветущая вишня всегда пахнет цветущей вишней, а деньги не пахнут ничем.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
