Книга Счастье без правил - Алена Свиридова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
А вам, друзья мои, – сладких снов!
Восьмого марта выглянуло солнце и осталось на небосклоне на целый день. Толпы одетых в зимние пальто с меховыми воротниками женщин и веселых подвыпивших мужчин гуляли по улицам, смущенно подставляя теплым лучам свои бледные лица. Все куда-то спешили, но спешили по-праздничному, неторопливо. В руках – авоськи с продуктами, которые выдают к празднику на любом уважающем себя предприятии, букетики красных тюльпанов или бледных нарциссов. Ну и конечно, мимозы. Немного. Одна веточка на букет, три – это уже шикарно.
В Минске явно чувствуется миграция всех и ко всем. Нужно поздравить маму, бабушку, тещу, сестру, свекровь, наконец. С утра еще было морозно, но уже к обеду корка превратившегося в лед снега, на протяжении трех зимних месяцев скрывавшая растрескавшуюся шероховатость асфальта, начинает предательски подтекать, и к пяти часам все уже дружно месят ногами внезапную распутицу. Я бесстрашно шагаю по грязной каше, обходя стороной особо глубокие места. Капли воды и грязи легко скатываются с шоколадной лаковой поверхности, что является мысками моих новых сапог.
В витринах я вижу свое отражение – высокий длинноногий силуэт в отрезном по талии пальто с расклешенной юбкой до колен. Высокий и длинноногий он потому, что сапоги, чье прикосновение я ощущаю каждой клеточкой своих ног, покоятся на трехсантиметровой платформе и двенадцатисантиметровом каблуке. Натуральное и синтетическое причудливым образом переплелось в этих фантастических сапогах. Платформа, сделанная из полиуретана, имеет ярко выраженную древесную фактуру, как будто неведомый резчик прошелся своим инструментом по темно-коричневой, вероятно, дубовой заготовке, убрал все лишнее, но полировать не стал, оставив чуть грубоватые следы резца. В отличие от дуба, полиуретан материал легкий. Так вот, на этом легчайшем постаменте покоится лаковая туфелька с тупым мыском. Она такая аппетитная, похожа на плитку ломкого горького шоколада, чья блестящая непорочность скрыта за звенящей фольгой. Туфелька сделана из самой настоящей лакированной кожи. Я даже втайне лизнула ее, когда впервые достала сапог из пахнущей чем-то нереальным коробки.
Все это великолепие называется «Сапоги-чулки». Практически «Ковер-самолет». Называются они так потому, что голенище из тянущейся искусственной тончайшей лаковой кожи безо всяких замков-молний туго, как чулок, облегает мою ногу. Если быть честной – то не совсем туго. А если быть честной до конца – совсем не облегают, мои тонкие ноги торчат, как карандаши из этих самых голенищ. Но меня это нисколько не смущает. Я счастлива так, что невозможно описать. Ведь сегодня праздник. И я имею к этому празднику самое прямое отношение. Я – женщина. И неважно, что у меня нет в руках букетика мимоз и веселого подвыпившего мужа. Я – женщина!
Останавливаюсь возле празднично украшенной витрины кондитерского магазина вовсе не для того, чтобы мысленно поглощать «Грильяж», а для того, чтобы оценить себя, как женщину, еще раз. Медленно поворачиваю голову, якобы кого-то там увидела, чтобы прохожие не подумали, что я верчусь перед зеркалом, и краем глаза любуюсь своим отражением. Я похожа на Одри Хепберн. Я вовсе не худая, как утверждают все мои родственники, а тонкая, как Одри, не могут же снимать в таких хороших фильмах просто худую актрису. На меня обращают внимание.
Я танкист среди пехоты. Мужчины, как мне кажется, тоже смотрят с интересом и даже оборачиваются мне вслед.
А сегодня вечером я иду в гости. Вот сейчас дойду пешком до конца проспекта, сяду в троллейбус, проеду четыре остановки до самого дома и начну собираться.
– Ну, здравствуй, дочь моя. Ты, оказывается, редкая свинья.
В животе вдруг образуется сосущая пустота, а ноги начинают предательски дрожать.
– Я берегу их до хорошей погоды, я их ни разу еще не надела, а тебе все равно, ты даже у меня не спросила, это ж надо, топчется по грязи и лужам! У тебя же есть свои, новые и красивые! Я тебя дома отлуплю.
Все женщины смотрят на мои сапоги.
Таких еще нет в городе. Их привез мой отец из-за границы. Из Польши.
Женщины понимают, что я теперь очень серьезный противник.
В маминых глазах я читаю гнев и презрение. Она явно не ожидала от меня такого.
– Пойдем.
Меня низвергли из Рая. Меня выбросили из только начавшейся женской жизни, которую я так явно видела в отражении витрин. Конечно, ведь я только в седьмом классе, мне двенадцать лет, и на курсах английского, куда отдала меня мама, в анкете, в графе «образование» я так и написала – шесть классов. И папа привез эти сапоги вовсе не мне, а моей красавице маме. У меня таких сапог не будет, так как стоят они целое состояние. Мои – тоже ничего, но не такие же, совсем не таки-и-е-е… Я начинаю плакать. Но не от раскаяния в том, что осквернила мамин шкаф, я же аккуратно в них хожу, а из-за того, что мне теперь сто процентов не дадут пойти в гости в этих самых сапогах, которые я собиралась попросить у мамы. Она теперь может вообще не пустить в гости к моей подруге, где будет ее старший брат. А он должен был понять, что я уже не просто подружка его сестры, а юная леди, похожая телосложением на Одри Хепберн. Я так рыдаю, что моя оскорбленная в лучших чувствах мама вынуждена меня утешать. В благодарность за это я начинаю раскаиваться в содеянном, всхлипывая, прошу прощения, понимая, что недостойна ни этих сапог, ни внимания брата моей подруги, ни вообще ничего хорошего.
В гости меня отпустили. В сапогах. Благо в соседний дом. Брат подружки бросил на меня равнодушный взгляд и убежал на студенческую вечеринку.
Я снова почувствовала себя взрослой женщиной только в десятом классе – за мной начал ухаживать учитель нашей школы. Он, правда, был учителем по гитаре, молодым специалистом, пару лет назад закончившим консерваторию. Школа наша была не совсем обычная – с музыкальным уклоном. Обычные учителя и длинноволосые музыканты прекрасно уживались друг с другом. В общем, от такого факта признания моей взрослости я раздулась, как токующий голубь. Ни фига себе! Мне шестнадцать лет, и меня воспринимают всерьез! Мы даже курили у него в кабинете! Жорик, а именно так звали моего начинающего Гумберта Гумберта, учил меня слушать Стинга и Роберта Планта, знакомил с самыми лучшими минскими музыкантами, которые в то время все, как один, играли в кабаках.
Я начала заниматься на гитаре, как сумасшедшая. Мы ходили в «Интурист», прикидываясь иностранцами. И надо же, это прокатывало! Просто повезло, что я не была в него влюблена. Поэтому растлить он меня не успел.
У Жорика имелась законная жена, и это очень быстро выяснилось. Как-то раз он пригласил меня в гости. Мы поднялись на пятый этаж, он поднес ключ к двери, но, прислушавшись, вдруг резко отпрянул, схватил меня за руку и потащил вниз, прошипев: «Бежим!» Я, ничего не понимая, неслась вниз, чуть не упала, с пятого этажа раздался женский голос: «Жора! Это ты?» Меня опять схватили за руку, протащили вдоль стены под балконами первого этажа, запихнули в автобус: «Я позвоню!» Я поехала домой злая, с подвернутой ногой. Тайна, которая, как мне казалось, так утонченно питала мое эго, лопнула, и ошметки ее сползли по трубе мусоропровода, мимо которого меня так унизительно протащили. Добро пожаловать во взрослую жизнь, детка.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Счастье без правил - Алена Свиридова», после закрытия браузера.