— Дядюшка Чжан! Дядюшка Лю! Второй дядюшка! Брат Дун! Сестрица Сяньхуа! Брат Дайцзюнь! Я отправился в го род, чтобы добровольно явиться в полицию, можете теперь спать спокойно…
Деревенские, которые потеряли сон, один за другим распахивали окна и двери, и, глядя на удаляющихся Ван Чанчи и Сяовэнь, вздыхали с облегчением.
Ван Хуай возжег три благовонных свечи и поставил их перед входом. Дымок, воскурявшийся от этих трех свечей, выражал три чаяния Ван Хуая: первое — чтобы не случилось беды; второе — чтобы не случилось беды; и третье — чтобы не случилось беды.
Глава 3. Неудачник
22
Сяовэнь предложила прогуляться по универмагу, Ван Чанчи последовал за ней. Они обошли все четыре этажа, просмотрели практически все товары, потратив на это почти три часа, однако Сяовэнь купила лишь пять пуговиц. Потом Сяовэнь предложила сходить сфотографироваться, Ван Чанчи согласился. Они зашли в фотосалон в виде деревянного терема у реки и заказали там три фото, фоном для которых выбрали ворота Тяньаньмэнь, Великую стену и шанхайскую набережную Вайтань. Выйдя из фотосалона, Сяовэнь поинтересовалась, где они будут ужинать. Ван Чанчи пригласил ее отведать речных деликатесов. Сяовэнь, жалея деньги, предложила перекусить в обычной закусочной, но Ван Чанчи не соглашался и настойчиво приглашал ее в ресторан.
Оказавшись в ресторане, Ван Чанчи заказал полуторакилограммового белого амура, тарелку тушеной свинины, блюдечко арахиса и блюдечко битых огурцов[10], а кроме того, бутылку водочки и четыре чашки риса. Эти двое чуть не лопнули, но съели и выпили все подчистую. Пока они ели, то ничего не ощущали, зато отвалившись, поняли, что переели так, что им даже трудно было встать из-за стола.
— Я впервые в жизни так объелась, — сказала Сяовэнь.
— А мне всю жизнь чаще всего снились сны про еду, и чем больше я голодал, тем больше мне хотелось есть. Иногда даже снилось, что мое пузо разошлось, как у спелого граната.
С этими словами Ван Чанчи с довольной физиономией похлопал себя по животу.
— Я теперь похожа на беременную, — отозвалась Сяовэнь, поглаживая свой живот.
На следующий день они долго валялись в постели и встали только к полудню.
— Чего бы тебе хотелось еще? — спросил Ван Чанчи.
В ответ Сяовэнь лишь помотала головой и предложила просто сходить и забрать фотографии. В салоне им сказали, что следует подождать еще три часа. Тогда они встали у входа в салон и стали наблюдать за протекавшей рядом речкой. На ее яркой синеве то и дело появлялись одна-две воронки, вода в реке была настолько прозрачной, что на дне виднелись камни. На водной поверхности отражались горы и деревья, на синей глади покачивались красные и желтые листья. Взгляд Ван Чанчи и Сяовэнь то задерживался на горах, то следовал за каким-нибудь листочком, уплывающим вдаль, и только когда желтая или красная точка окончательно растворялась, они переключались на новый листок и следили уже за ним. Устав наблюдать за листьями, они легли на перила и стали изучать свои отражения. В какой-то момент Ван Чанчи прицелился и плюнул аккурат в свое отражение, словно выражая презрение к себе.
Сяовэнь заметила, что у них еще много времени, и тогда Ван Чанчи повел ее в видеозал на оживленном перекрестке посмотреть какой-нибудь фильм. Перед входом в видеозал висел толстенный, в два слоя, занавес, защищающий помещение от проникновения всякого света и звука. Они вошли внутрь, и день тут же сменился ночью. В зале сидело четверо зрителей, фильм наполовину уже прошел, здесь крутили гонконгскую ленту эротического содержания. Чтобы никому не загораживать экран, Ван Чанчи и Сяовэнь уселись в последнем ряду. На героях фильма одежды было меньше, чем на нищих, их бесконечные стоны и вздохи довели Сяовэнь до того, что, покраснев до корней волос, она приподнялась с места, намереваясь уйти. Но Ван Чанчи крепко придавил ее к сиденью и сказал:
— Два билета стоили четыре юаня, считай, это моя зарплата за день. Если ты это посмотришь, то деньги окупятся, а если нет — считай, мы их просто выкинули на ветер.
Не в силах высвободиться из его хватки, Сяовэнь пришлось остаться на месте. Глядя на откровенные сцены, Ван Чанчи шептал ей на ухо: «Все не так, мы все делаем не так». Сяовэнь, устав слушать пошлости, ударила его по губам. Досмотрев фильм, они из темноты снова вынырнули на свет. Словно сделав что-то постыдное, теперь они не смели посмотреть в глаза друг другу и всю дорогу назад шли молча. Забрав фотографии, они вернулись в гостиницу. И тут, не в силах обуздать себя, Ван Чанчи решил опробовать один из только что увиденных в фильме приемчиков. Сяовэнь податливо раскрыла рот и стала громко стонать, причем получалось это у нее не хуже, чем у героини фильма. Когда все закончилось, Ван Чанчи, разгибая поочередно пальцы, подытожил:
— В этом свадебном путешествии я впервые сфотографировался с женщиной, впервые объелся, впервые выспался, впервые посмотрел эротику и впервые занимался любовью средь бела дня. Итого — целых пять вещей, сделанных впервые.
Сяовэнь казалось, что некоторые вещи, которые делаются в этой жизни, нельзя вносить в список побед, иначе это выглядит омерзительно. Однако Ван Чанчи не жалел усилий и уже в который раз пересчитывал все по новой. Сяовэнь потянулась, чтобы ущипнуть его, но он обвил руки вокруг нее и крепко обнял сзади, так что Сяовэнь уже не могла шевельнуться. Похоже, усталость взяла над ней верх, и вскоре она ровно засопела. Тогда Ван Чанчи разжал руки, посмотрел на уснувшую Сяовэнь, тихонько встал с кровати, оделся, засунул одну из фотографий в левый нагрудный карман, оставил записку и осторожно вышел из номера.
Когда он явился в полицейский участок на улице Сяохэцзе, дежурный ему сказал, что полицейского Лу и полицейского Вэя перевели в отдел уголовного розыска уездного управления. Ван Чанчи что было сил побежал в уездное управление, тамошний дежурный велел ему присесть, а сам кому-то позвонил.
Примерно через две минуты в кабинет с великолепной выправкой вошел полицейский Лу. С каменным лицом и в полном молчании он уставился на Ван Чанчи. У того от его взгляда душа ушла в пятки.
— Я пришел извиниться, — сказал Ван Чанчи.
— Не может быть! Такие, как вы, на это способны? — спросил полицейский Лу.
— Надо отвечать за свои ошибки.
— А как же они? Почему сюда не явились те двое, что отобрали у нас оружие?
— Все это вышло из-за меня, так что я пришел вместо них.
— А под арест ты тоже пойдешь вместо них?
Ван Чанчи кивнул.
— Ну, хорошо, как разгружусь со своими делами, так за тобой и явлюсь.
— А нельзя ли сделать это сейчас?
— Кто тут главный, ты или я?
— Я хотел бы с вами до-договориться, — заикаясь, промямлил Ван Чанчи.
— А ты думаешь, что тут можно договориться?
