— Повторяю, я беру на себя обязанности спрятать ценности, если они найдутся, и быструю их реализацию. В обоих случаях гарантирую сохранность, безопасность и честность своих действий.
— Согласен, — не стал спорить Коца, заявление Пулипера играло на конечный результат, а как известно, он — венец всему делу. Микки Маус тоже молча кивнул головой. — А теперь попрошу у вас совета, что мне делать, выходить на рынок и работать по прежнему? Или не выказывать из какой-нибудь норы носа до начала операции? Маус со своим другом Каталой категорически против моего появления, каша заварилась крутая.
— Круче не бывает, — не стал спорить хозяин квартиры, раздумчиво пощипав подбородок. — Знаешь что, я бы тебе посоветовал выйти и занять свое место, во первых, люди Слонка уже в курсе событий, они успели проследить за мужиком. Во вторых, подключилась еще одна банда, или банды. Валютчика убрали по одной причине, тот или заартачился, или не смог толково объяснить, у кого выкупил раритет. А Чоха, которому попала в руки эта ценность, не тронули, значит, их интересует только мужик и место самого клада. Так-же поступи и ты, мол, погремушки приобрел у деревенского пастуха, успел уже перепродать. Откуда пастух? Да наплевать, вы, мол, тоже можете что-то предложить, не называя домашнего адреса и не указывая места, где спрятали ключи от сейфа с мешком баксов. Сыграть, то есть, под дурачка.
— Опасный ход… А если я спрячусь? — Коца пристально посмотрел на Пулипера.
— Тогда тебя в покое не оставят до тех пор, пока не найдут, ни свои, ни чужие. Объявляться когда-нибудь все равно придется, вот в чем дело. Держать ответ перед бандитами тоже, даже если с кладом ничего не получится.
— Вы правы, отморозки на меня глаз теперь положили, — валютчик потер виски ладонями. — Если никакого клада не откопаем, то будет вдвойне обидно оказаться в положении заложника. Уж лучше сразу ответить на все вопросы, интересующие их.
— Я бы рассуждал именно так, — сплел пальцы скупщик. Посмотрел на собеседников. — А теперь не грех выпить и по третьей стопке.
Пожилой еврей, когда начали расходиться, подошел к окну, отвернул край занавески. Постояв немного, почмокал полными красными губами, походил взад-вперед по комнате.
— Что-нибудь случилось? Когда мы сюда шли, мне показалось, что за нами следят, — обернулся валютчик к нему. — Мужчина в зимнем мешковатом пальто.
— Именно такой торчит сейчас напротив нашего дома и ждет вашего выхода, — хохотнул Пулипер задорно. — Я видел, как вы шли по Пушкинской, волоча за собой пушистый хвост, но не стал на этом заострять внимание, потому что за собой я усек слежку давно. Но этот хвост, молодые люди, притащили вы, мой, наверное, на время отпал. Давайте сделаем так.
Хозяин квартиры накинул поверх пиджака старенькое полупальто, прошел к двери, глянув в глазок, открыл замок. Когда все вышли в коридор, защелкнул тяжелую створку на ключ и засеменил в конец здания, противоположный подъезду. Там находился черный выход. Он, спустившись вниз, осмотрел еще раз через щель кусок улицы Пушкинской перед домом. Теперь хвост, по всему неопытный, остался позади. Дождавшись, когда группа горожан поравняется с подъездом, пропустил посетителей мимо себя, и сразу заторопился назад. Коца с Микки Маусом тут-же смешались с проходившими, на перекрестке они поспешили каждый своей дорогой. Новый год должен был наступить в субботу, через четырнадцать дней, до назначенной встречи оставалось ровно одиннадцать суток.
Глава одиннадцатая.
Скирдач, запрятав мобильник под кучу мусора сбоку себя, снова заложил руки за спину, принял неловкое положение и закрыл глаза. Неизвестный заложник в другом углу, или обычный бомж, заворочался, залопотал еще сильнее. В подвале было очень холодно и сухо, наверное, трубы отопления проходили только в квартирах. Помещение было просторным, разделенным на бетонные секции, как под новыми домами, скорее всего в эпоху Хрущева под двухэтажкой находилось бомбоубежище на случай атомной войны, поэтому его приспособили под все автономное. В том числе под компактные обогреватели с двумя забетонированными колодцами для холодной воды. Когда Скирдача волокли сюда, он не уставал вертеть шеей, чтобы зацепиться хоть за соломинку, не дав надежде на освобождение умереть до срока. В тот момент в одном из помещений горел свет, сейчас он был отключен. Из другой секции долго никто не показывался, наконец, шаги по бетонному полу раздались громче, узкий луч карманного фонарика заметался по крупным блокам, расплылся на длинной фигуре Скирдача. Тот затаился.
— Отдыхает, — послышался уверенный голос с кавказским акцентом.
— А что ему еще остается делать, — ответил русский говорок с неприятными нотами, скорее, молодого подлеца, которых развелось из-за перестройки больше требуемого. Парни именно с такими голосами были способны на все. Скирдач невольно подобрал ноги под себя. — Теперь у него было столько времени, сколько он сам отпустил себе.
— У его коллеги одинаково, но к тому мы спешить не будем, — хмыкнул кавказец. — Начнем с этого, который должен знать больше.
— Можно приняться и за его друга, нам какая разница.
— Я говорил Асланбеку, он приказал того пока не трогать. Пусть поспевает.
В другом углу опять заворочался неизвестный, он громко вскрикнул несколько раз подряд, луч от карманного фонарика пришел в движение. Скирдач, воспользовавшись тем, что вновь провалился во тьму, повернул голову и открыл глаза. В белом снопе света корчилась горбатая куча тряпья, словно набросали в угол хлама из одежды, отслужившей срок, а он ожил душой, оставшейся в нем.
— Бомж? — спросил кавказец настороженно.
— Кто его… вроде, пацан. Может, какой наркоша забился издыхать, — хмыкнул русский. — Сейчас проверим.
Он продвинулся к тряпью, включил второй фонарик, постояв немного, ковырнул кучу носком сапога. Хлам резко дернулся, издал протяжный стон.
— Это баба, наверное, бомжиха, изуродованная до потери пульса, — присмотрелся русский. — Или уличная шмара, провинилась в чем, ее тут и опустили.
— Что будем делать? — кавказец смачно сплюнул. — Здесь оставлять ее нельзя, она помешает нам проводить работу.
— А что ты сделаешь, ей кранты, руки с ногами, по моему, вывернуты. Слушай, не подружка ли это Мусы? Помнишь, он избавился от нее неделю назад.
— И оставил под домом, в котором снимал квартиру? Вряд-ли Муса мог так поступить.
— Похожая скотинка, — русский снова ударил по тряпью ногой, куча не отозвалась. Или ничего уже не чувствовала, откликаясь только на внутреннюю боль, или задохнулась от удара. — А запах, я тебе скажу, в канавах с гниющими трупами будет посвежее.
На некоторое время наступила тишина, нарушаемая лишь частыми сплевываниями русского, да невнятными погыкиваниями кавказца. Луч фонарика в руках последнего продолжал обследовать рванье.
— Короче, с ней нужно что-то делать, — повторил кавказец. — Выволакивай пока за стену, потом решим.
