— Я тут один люк знал, — бросил через спину преподобный Лясандер, словно прочел мои мысли. — Прямо на проезжей части, в самом центре. Ворота в седьмое измерение. Но мы мало им попользовались, государственные люди сделали свое черное дело. Чаще всего телепорты убивали толстым слоем бетона или асфальта.
«…как обычно…»
Наш люк был открыт, притом давно, так что успел врасти в место, куда мы его отшвырнули. Из отверстия прямо на звезды презрительно пялилась кромешная тьма, она казалась чернее той, что пыталась целовать ее снаружи. Чернильная бездна выглядела вязкой и страшной.
Преподобный Лясандер поднял руки, замер на секунду, занес ногу над дырой и без комментариев ухнул в никуда. Миг я видел его стремительно удаляющуюся макушку. Чернь осталась недвижимой.
— Это ворота в пятое измерение, — поведал я спутникам. — Просто шагаете туда, и все. Пока будете лететь, а это секунд пять — десять, лучше не шевелиться, потому что по пути встречаются параллельные порталы, которые могут засосать куда угодно. Даже на уровень седьмой или десятый, а последний означает необратимые изменения психики. — Все вооружились сигаретами. — И это не самое страшное. Существуют так называемые тупики. Вход в них, как в обычное измерение, только самого измерения в конце не будет.
«...и конца этому тоже…»
— А что будет? — спросил кто-то из пришельцев.
— Ничего не будет, — хладнокровно сказал я, пересказывая старую легенду, в которую никто не верил. — Вечное парение, вечный полет. В тупиках нет параллельных порталов, или, как их называют, форточек. А раз нет форточки, значит, выбраться не получится, ведь полететь обратно невозможно. Только туда, куда тебя несет телепорт, а если он несет тебя в никуда? Так что не шевелитесь.
«…щенки…»
— А как выглядят порталы? — спросил один из новичков.
— Темные дыры, — ответил я и показал пальцем в дыру. — Еще более темные, чем эта. Чем темнее дыра, тем выше номер измерения. Опытные ныряльщики умеют их различать и путешествуют направленно.
«...снуют из одной дыры в другую…»
— Как выглядит тупик?
— Никто не знает. — Я усмехнулся. — Оттуда редко кто возвращается, а кому все-таки везет, тот мало что помнит — от шока. В основном — что нет форточек. ничего нет.
«...а форточка — это важно...»
— А как же? — коварно прищурился один из пришельцев. — Как же они обратно?
— Иногда тупик выплевывает тебя, — пожал я плечами, развивая сказку. — Это самое стойкое предположение. Но это разовые случаи, обычно человек просто не возвращается. Его ждут и не дожидаются. — Меня утомили вопросы, и, дабы избежать следующих, я словно невзначай шагнул назад, где призывно чернела голодная клоака. Там меня не стало, я возник здесь, а остальное принадлежало уже выбору пришельцев-новичков. Добавить мне было нечего, а где найти меня, они должны были догадаться.
Пришла в голову мысль, что одним шагом я разорвал наш маленький социум гигантским непокрываемым расстоянием.
Телу привычно стало прохладно от чувства головокружительного полета-падения, а повсеместный мрак словно и не двигался, одномоментно создавая ощущение зависания.
Вспомнились рассказы о тупиках, где полетзависание обречен на жуткую продолжительность. Я не верил в это, но и не шевелился, начав замечать изредка мелькающие сажные пятна по сторонам. Одно движение могло резко изменить путь совершенно в другую сторону. С этой мыслью темь прорезалась, и, хотя в другом мире также недоставало света, глаза кольнуло, и я зажмурился.
— Наконец-то, — возник подле меня преподобный Лясандер. — Уже устал ждать.
«...хреново быть одному тут… "
Мы находились подле простирающейся высоко лестницы. Стены не поддерживали ее, под них маскировалась темь. Без перил она росла куда-то ввысь и выглядела одиноко и заброшенно. Серая плитка под ногами, нарушая убогую целостность, во многих местах расслоилась и пустила трещины. Кое-где замечались окурки — яркое свидетельство присутствия братьев по разуму.
Мы взялись за ступеньки и легко преодолели их, так как в пятом измерении наличествовал премилый факт — ограниченная сила тяжести. И тело с его составляющими приобретало дополнительную энергию за счет внутреннего ресурса, который затем дочиста снимался электронным абсолютом.
По пути я заметил пришествие несвойственных мыслей. То проявился обычный симптом легкой трансформации личности — из-за роста физических возможностей.
Вокруг обжился полумрак. Грязными пятнами темнели по черным стенам гулливерские диваны, с хаотичностью насекомых повсеместно ползали нервные пятна света. Пол не выглядел плоскостью, он преломлялся в самые различные формы и изгибы, то же происходило со стенами и потолком. Рваные, кровавые брызги многочисленных бликов расплескивались во все доступные стороны, и с каждым апогейным взвизгом абсолюта стены и многочисленные зеркала забрасывало мириадами красных клякс.
Абсолют свирепствовал.
Он проникал всюду. Он пронизывал и вытеснял все, кроме себя. Он подчинял, затягивал и мучил конвульсиями. Он жалил, заставлял метаться, давал силу, но тут же забирал ее в двойном размере. И я знал, что через некоторый отрезок буду чувствовать себя как стакан, который совсем недавно был полон.
Где-то в пространстве над головами надежно зависло зловещее солнце. Ослепительный золотой диск, чье неутомимое совершенство ежеминутно разрушалось всплесками ядовитых красок, режущих его идеальное тело. Благодаря им стало заметно, что не мы вращаемся вокруг светила, а само странное солнце кружит на своем месте по часовой стрелке. Вращение это туманило мозг своей скоростью, краски будоражили сознание. Казалось, что абсолют и золотое око — единое целое. Неутомимый мотор пятого измерения. И стоит ему остановиться, замрут все, здесь находящиеся, зависнет на одной пронзительной ноте и сам абсолют. Но стоит мускулу шевельнуться и набрать запредельную прыть, как разъярится в своем нагнетании электронный вампир, и пришельцы безумными лейкоцитами сотрут себя в порошок адской скоростью…
Она пришла позже.
Я не сразу узнал ее, хотя ангельское личико не изменилось. Все те же вырезанные из цельного куска вредности черты: самоуверенный нос, глаза, пристально фиксирующие реакции. Загадочная улыбка, хитрость которой выдавали уголки рта, направленные один — слегка вниз, другой — слегка вверх. Классический стиль: черный пиджак и белоснежная рубашка, туго наполненные ее стройным телом, при коротком синем галстуке, погруженном в белую клетку. Узкие агатовые брюки, вмещающие в свои границы замечательные ноги, под цвет сумочка, зажатая в музыкальных пальцах, и молочные туфли.
На секунду я перестал замечать и слышать что-либо, не имеющее отношения к ней. Кровь словно замерзла внутри меня, потом резанула кипятком, заставив сердце подавиться очередной ее порцией.
Это слишком отличалось от того, в чем я видел ее. Это выглядело строго, но в совокупности с ней — беспредельно элегантно и мило. В голове моей запестрели сравнения, и начались они со слова «девочка», а закончились словом «ангел».
