— Ничуть он не старый, ему всего сорок пять лет, в самом расцвете.
— Доча, не смеши меня, в каком таком расцвете, ежели из него песок сыплется!
— Неправда! Он молодой и сильный. Ты, мама, не путай с нашими, с деревенскими, которые, кроме бутылки, ничего не видят. Он бывший военный, врач. Ранен был, больше оперировать не смог, стал писателем.
— А ранен куда?
— В руку, у него пальцы плохо слушаются на правой руке.
— Где же его так угораздило?
— В Чечне. Хочешь на его фотографию посмотреть? Вот его книга, а вот он сам, смотри. — Наташа достала из сумки книгу.
— Да он же седой совсем! А ты говоришь — молодой.
— Мама, да там, где он был, любой поседеет. Там настоящая война. Он там жизни спасал, сам чуть не погиб.
— Не знаю, доча, не знаю. А что ты будешь делать, когда он состарится и ни на что годен не будет? Молодого любовника заводить?
— Нет, только бы он ответил мне взаимностью. Я его ни за что не оставлю, жить буду ради него! Себя всю ему отдам, сердце, душу, любовь! Только бы он заметил, как я его люблю!
— Вот оно как! Что ж, меж вами ничего еще не было, а ты так его любишь? Может, он тебя, неразумную, соблазнил, а теперь увиливает?
— Нет, мама, что ты такое говоришь! Это я его готова соблазнить, да он все бережет меня. Говорит, что стар слишком.
— Так, может, и впрямь стар? А? Ты об этом не подумала?
— Даже и думать не хочу.
— Ох ты, моя деточка. Как же у тебя все не слава богу. Ладно, утро вечера мудренее, пойдем спать укладываться. Утром договорим.
Наташа легла в свою, девичью еще, постель и, как ни странно, быстро уснула. Во сне она снова вместе с Траку защищала замок на острове. Встречала его из походов, а еще… еще она посетила отчий дом, где ждала ее красавица мать и могучий отец.
Тяжелые шаги звучали за тонкой перегородкой, звякало железо, пахло дымом. Неужели снова нагрянул враг? Значит, опять сеча, значит, вновь будет литься горячая алая кровь!
Наташа вскочила. Мать за перегородкой, негромко напевая, стряпала у печи. Наташа потянулась и окончательно вынырнула из сна. Она дома!
Незаметно полетел день, за ним другой, пришла пора возвращаться. Мама проводила свою дочу до станции, перекрестила на прощание, пожелала, чтобы все у нее получилось. А потом еще долго смотрела вслед уходящему поезду, словно прощаясь.
…Едва дожив до воскресенья, Павел поехал в райцентр встречать Наташу. Подхватил ее на руки со ступенек вагона, крепко прижал Наташу к себе и, расцеловав, поставил на перрон.
— Как же я рад, что ты вернулась! — только и смог он сказать, глядя на нее.
Вторая половина апреля выдалась на удивление теплой. Земля парила, на ясном безоблачном небе сияло по-летнему жаркое солнце. Как-то под вечер позвонил Андрей и пригласил в гости, в дом Ксении. Павел предупредил, что придет не один, велел Наташе собираться.
Подходя к дому Ксении, Павел увидел идущих со стороны баньки Андрея с хозяйкой. Глаза Ксении были немного грустными. После роскошного ужина, затянувшегося допоздна, Андрей устроился на крыльце вместе с Павлом и, потягивая коньяк, завел совершенно нетипичный для него разговор.
— Как у тебя с Наташей? — прямо спросил Андрей.
— Да, в общем, никак, а почему тебя это интересует?
— А я, похоже, попал. Пожалуй, впервые в жизни не знаю, как быть. Ксения слишком хороша для меня, я влюбился в нее как мальчишка, и она, к ужасу, судя по всем признакам, тоже.
— Так это здорово! Женись не раздумывая!
— И хочется, и колется. У нас разница в возрасте почти двадцать лет. Я слишком стар для нее.
— Погоди, а что ты месяц назад говорил мне? Мол, Наташа — твоя судьба, не упусти. А сам когда оказался в подобной ситуации, сразу в кусты?
— Знаешь, Паша, если бы я ее сразу в кусты, то наверняка бы ничего и не случилось, ну развлекся малость, тряхнул бы стариной, и все! А я попросту боюсь, хочу ее до безумия и боюсь. Как быть — не знаю. Чувствую, что жить без нее не смогу, а сказать об этом не решаюсь.
— Ну, в этом, Андрей, я тебе не советчик, сам понимаешь.
— Понимаю, потому-то совета и не прошу. Сам-то ты как решился? Или тоже сомнения мучают?
— По-видимому, мы с тобой оказались в одинаковых ситуациях. Я тоже никак не могу принять решение. Понимаю, что запросто могу сломать жизнь Наташе, а отказаться от нее сил нет. Не поверишь, спать почти совсем перестал. Как глаза закрою — ее вижу.
— Это называется кризис среднего возраста.
— Да как бы ни называлось. Но похоже, болячка эта называется любовью.
Они еще долго сидели, двое немолодых, умудренных жизненным опытом мужчин, которых нежданно-негаданно поразило самое сильное на свете чувство. Ближе к полуночи Павел повел свою Наташу домой. В лунном сиянии лицо ее было невероятно бледным, огромные глаза сияли. Прощаясь у порога ее дома, Павел поцеловал руку Наташи. Она посмотрела на него с такой немой мольбой, что он, не выдержав взгляда, резко повернулся и зашагал к своему дому.
Павел писал всю ночь и половину следующего дня. Наташа, не выдержав одиночества, пришла к нему около полудня. Войдя в кабинет, сразу же заподозрила неладное. Павел лежал на диване, лицо его заострилось и потемнело. Наташа, сдерживая рвущийся из груди крик, бросилась к нему… Павел спал! Просто спал!
Присев в его рабочее кресло, Наташа случайно задела клавиатуру. Компьютер ожил. На мониторе высветился текст.
Всего два дня назад в ворота замка властно постучал незнакомый рыцарь с небольшой свитой. Под бурым, пыльным плащом его серебром отливали дорогие доспехи, свита была тоже как на подбор, огромные, сильные, в большинстве своем уже не молодые воины. Они, не спешиваясь, стояли у ворот в зловещей тишине, только ветер шевелил их длинные светлые волосы. Мужественное, опаленное солнцем лицо их предводителя выглядело усталым. Герб на его щите говорил о высоком звании барона.
— Кто такие и что вам нужно в наших землях? — крикнули им с башни.
— Барон Мингланд возвращается из похода в Святую землю со своим отрядом.
— Кыжаносец?
— Нет, вольный барон, иду в родовой замок, в Мазовию.
— Как ты оказался в Святой земле?
— Возил выкуп за сюзерена.
— А велик ли был выкуп?
— Не в моем праве разглашать тайну сюзерена.
— Чего хочешь найти в нашем замке?
— Покоя и хлеба! Мои люди устали, у нас кончились припасы. А до Мазовии путь долог. Прошу дать нам передохнуть пару дней, позволить пополнить припасы. Я заплачу золотом.
— Ждите!
Ожидание затянулось. Руки лучников затекли, того и гляди, у кого-нибудь из молодых дрогнет палец. Воевода Рогдай взмахом руки приказал опустить длинные луки. Уже двадцать лет как он командует дружиной, еще при старом князе он занял этот пост. Князь шесть лет как погиб, теперь княжит его любимая дочь Мирослава, крещенная Марией. Об этом знали немногие, в их числе и Рогдай. Ему бы не знать, когда именно он держал ее, совсем еще крохотную, на руках, в маленькой церкви замка. Тогда и его звали совсем иным именем, но так сложилось, что в ходу в этих краях были не полученные при крещении имена, а свои, местные. Не положено никому ведать, что при крещении его нарекли Исайей.
