ему за несколько дней, потому что он любил ее.
Бытие, 29: 20 Иногда за мытьем грязной посуды я забавлялся, высчитывая, какой высоты стопку тарелок я вымыл с тех пор, как начал работать на нашего патрона дона Хайме. Стопка из двадцати обычных для «Панчо Вилья» тарелок составляла около фута. Чашку с блюдцем или два стакана я решил считать за одну тарелку, ведь в стопку их никак не уложишь. Ну, или как-то так…
Высота маяка в Масатлане составляла пятьсот пятнадцать футов, то есть он был всего на сорок футов ниже памятника Вашингтону. Я прекрасно помню тот день, когда закончил мыть первую стопку тарелок высотой с маяк. Я загодя сказал Маргрете, что скоро достигну своей цели и что это произойдет, вероятно, либо вечером в четверг, либо утром в пятницу.
Это случилось вечером в четверг. Я выскочил из подсобки, встал в дверях из кухни в обеденный зал, поймал взгляд Маргреты и вскинул над головой руки, сцепленные в боксерском приветствии.
Маргрета бросила принимать заказ у какой-то семьи и зааплодировала. Потом она объяснила посетителям, что произошло, а через несколько минут появилась на пороге подсобки и передала мне банкноту в десять песо – подарок от главы семейства. Я попросил поблагодарить его от моего имени и сказать, что только что заложил фундамент нового «маяка», который посвящаю ему и его семье.
В свою очередь сеньора Валера отправила мужа, дона Хайме, выяснить, почему Маргрета отлынивает от работы и устраивает дурацкие представления… Дон Хайме захотел узнать, сколько я получил на чай, – и подарил мне еще столько же.
У сеньоры не было причин жаловаться – Маргрета была не только лучшей официанткой, но и единственной, говорившей на нескольких языках. В тот день, когда мы начали работать на сеньора и сеньору Валера, в кафе пригласили маляра, поручив ему написать броское объявление: «Англиски говорит тут», после чего Маргрета стала не только обслуживать англоговорящих гостей, но и составляла меню на этом языке (цены в котором были на сорок процентов выше, чем в меню на испанском).
Дон Хайме оказался неплохим хозяином. Он славился добрым нравом и в целом справедливо относился к слугам. После того как мы проработали около месяца, он объяснил мне, что не выкупил бы меня, если бы не судья, который выставил нас с Маргретой на торги с условием совместного выкупа, поскольку мы супружеская пара. (Иначе я оказался бы батраком на плантациях и виделся бы с женой чрезвычайно редко – да, дон Амброзио был прав, назвав дона Клементе добрым судьей.)
Я ответил, что сознаю свое счастье, однако, решив нанять Маргрету, дон Хайме просто продемонстрировал свою дальновидность.
Дон Хайме признал правоту моего замечания. Оказывается, вот уже несколько недель он по средам посещал торги в поисках женщины или девушки, говорящей на двух языках и умеющей обслуживать посетителей, и меня выкупил только ради Маргреты, однако теперь нисколько не жалел об этом, поскольку подсобные помещения, тарелки и столовое серебро блистали невиданной прежде чистотой.
Я заверил его, что считаю большой честью внести свою скромную лепту в поддержание престижа и доброго имени ресторана «Панчо Вилья» и его многоуважаемого патрона дона Хайме.
По правде говоря, я просто не мог удержаться, чтобы не отдраить подсобку. Сначала я думал, что пол в ней земляной – на нем было впору выращивать картошку, – однако под полудюймовым слоем грязи оказался весьма приличный цементный. Я его отскоблил, а затем тщательно поддерживал чистоту – мои ноги все еще были босы. А еще я потребовал порошок против тараканов.
Каждое утро я истреблял тараканов и дочиста мыл пол. Каждый вечер после работы я посыпал все вокруг отравой. По-моему, полностью избавиться от тараканов невозможно, но их можно оттеснить, заключить с ними своего рода перемирие, но оставаться в постоянной боевой готовности.
Что же до качества мытья посуды, то иначе и быть не могло. Моя мать страдала грязебоязнью в острой форме, и я, выросший в большой семье, с семи до тринадцати лет мыл и вытирал посуду под зорким материнским присмотром (затем я стал разносчиком газет, что уже не оставляло времени для мытья тарелок).
