Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
Так как наши чувства были еще очень остры, я знала, что мы совершим немало ошибок, поэтому прощение стало очень важной темой. Год назад мы с дочерью были на семинаре «Лидерство для девочек» и научились «быстрым взаимным извинениям». Когда два человека обидели друг друга, обоим нужно быстро извиниться, чтобы простить друг друга и себя. Когда вы испытываете скорбь и злость, вы легче выходите из себя, поэтому мы часто прибегали к этой стратегии. Потеряв контроль над собой, мы тут же старались извиниться. Потом мы должны были «отзеркаливать» друг друга: первый объяснял, что его расстроило, а второй повторял это и извинялся. Мы старались показать, что чувства другого человека важны. В какой-то момент моя дочь закричала: «Я расстраиваюсь, потому что вы оба провели с папой больше лет, чем я!» Мы с сыном признали, что это действительно так и это несправедливо.
Я пыталась помочь моим детям быть добрыми к себе. Не ругать себя за то, что они иногда злятся друг на друга, за то, что они завидуют другим детям и даже мне, потому что мой отец еще жив. Я поняла, что обучение их сочувствию к себе — это часть воспитания менталитета роста. Если не зацикливаться на вчерашнем горе, можно воспринимать сегодняшний день как новый. Мы решили делать это, как и все остальное, единой командой.
Не всегда все шло, как было запланировано. Задолго до смерти Дэйва я поняла, что работа родителей требует смирения больше, чем какая-либо другая, — и теперь мне нужно было научиться делать ее в одиночку. Мои дети терзались от наплыва чувств так же, как и я, из-за чего даже самые простые решения становились сложными. Мы с Дэйвом всегда придерживались строгих правил отхода ко сну — но как можно вовремя уложить в постель измученного ребенка, когда он плачет о своем умершем отце? Когда каждая мелочь превращается в большую проблему, нужно ли требовать от детей тех же стандартов поведения или можно смотреть на взрывы эмоций сквозь пальцы, потому что вы сами ощущаете тот же гнев? А если все слишком выйдет из-под контроля, будут ли дети плохо вести себя по отношению к другим детям, которые еще недостаточно большие, чтобы понять их чувства и простить? Меня бросало из стороны в сторону, и я совершала массу ошибок. Массу.
И здесь я тоже была очень благодарна моим друзьям и семье. В том, что касалось воспитания детей, я положилась на свою маму и ее подругу Мерль и старалась следовать их рекомендациям. Иногда, как бы тщательно я ни обдумывала, как справиться с ситуацией, у меня ничего не получалось. Однажды моя дочь отказалась выходить из дома, когда мы собрались на прогулку с Марне, Филом, Марком и Присциллой. Пока остальные ждали снаружи, я пыталась убедить ее, что будет весело, но она была неумолима. Она уселась на пол, и я не могла сдвинуть ее с места. У меня наступила… мне кажется, будет правильно сказать суперфрустрация. Пришел Фил, чтобы проверить, как идут дела, и обнаружил нас двоих на полу, плачущих. Каким-то образом ему удалось по-доброму и с юмором уговорить мою дочь встать на ноги и присоединиться к остальным. Присцилла уговорила меня сделать то же самое. Прошло совсем немного времени, и после взаимных извинений моя дочь уже бежала по дорожке, улыбаясь.
Семейные правила до сих пор висят над детскими шкафчиками, но я только недавно заметила, что пункт «просить о помощи» встречается во всех четырех разделах. Теперь я понимаю, что это — краеугольный камень выработки стойкости. Когда дети не боятся обращаться за помощью, они знают, что они значимы. Они видят, что другие беспокоятся о них и хотят быть рядом, чтобы помочь, когда это необходимо. Они понимают, что не одиноки, и могут обратиться за поддержкой. Они осознают, что боль не вечна; все может стать лучше. Кэрол помогла мне понять, что, даже когда я чувствую себя беспомощной, потому что ничего не могу поделать с горем моих детей, если я просто могу быть рядом и слушать — как она сказала, «быть спутником», — значит я уже помогаю им.
Пытаясь справиться со своими собственными чувствами, я беспокоилась о том, в какой степени могу выказывать их при детях. Первые несколько месяцев мы все постоянно плакали. Однажды мой сын сказал мне, что ему грустно, когда я плачу, так что я стала прятать слезы, при их приближении убегая в спальню и закрываясь там. Поначалу это как будто бы помогало. Но через несколько дней он гневно спросил у меня: «Почему ты больше не грустишь по папе?» Защищая его от моих слез, я перестала вести себя так, как, согласно моим ожиданиям, должен был вести себя он. Я извинилась за то, что скрывала свои чувства, и позволила детям снова видеть их.
С того самого дня, как Дэйв умер, я постоянно говорю о нем. Это нелегко, и мне приходилось видеть, как взрослые передергиваются, как будто эти напоминания слишком болезненны для них. Но я очень хочу, чтобы память о Дэйве жила, и, пока я говорю о нем, он остается в нашем настоящем. Я поняла — и это разбивает мне сердце, — что из-за того, что мои дети были слишком маленькими, они постепенно начнут забывать отца, так что я должна сделать так, чтобы они знали, каким он был.
Моя подруга, отец которой умер, когда ей было шесть, сказала, что всю свою взрослую жизнь она пытается по кусочкам собрать его истинный образ, поэтому я попросила не один десяток ближайших родственников, друзей и коллег Дэйва запечатлеть свои воспоминания о нем на видео. Мои сын и дочь больше никогда не смогут поговорить с отцом, но когда-нибудь, когда они будут готовы узнать о нем от тех, кто любил его, им представится такая возможность. Я также записала то, что сами дети вспоминали об отце, так что, когда они вырастут, они будут точно знать, какие воспоминания — их собственные. В прошлый День благодарения моя дочка была чем-то расстроена, и, когда я убедила ее рассказать мне, что случилось, она сказала: «Я забываю папу, потому что так давно его не видела». Я показала ей видео, и это помогло.
Когда дети растут с четким пониманием истории своей семьи — где выросли их бабушки и дедушки, каким было детство их родителей, — они лучше справляются с различными жизненными ситуациями и у них есть чувство принадлежности к чему-то большему. Открытый разговор о позитивных и даже трудных воспоминаниях может помочь развитию стойкости. Особенно ценно делиться историями о том, как семья держалась вместе в хорошие и плохие времена, что позволит детям чувствовать и себя частью этой общности. Как ведение дневника помогает проанализировать страдания, так и подобные разговоры позволяют детям ощутить свое прошлое и перестать бояться трудностей. Когда все члены семьи могут поделиться своими историями, это повышает самооценку у детей, особенно у девочек. А когда разные взгляды сливаются в одну историю, это способствует усилению чувства контроля, особенно у мальчиков.
В детстве потерявший мать друг сказал мне, что спустя годы она перестала казаться реальной. Люди либо боялись упоминать о ней при нем, либо представляли ее какой-то идеальной фигурой. Я хочу, чтобы дети помнили Дэйва таким, каким он был в жизни: любящим, щедрым, умным, веселым и очень неуклюжим. Он постоянно что-то проливал и каждый раз этому удивлялся. Теперь, когда кругом бурлят эмоции, но мой сын остается спокойным, я говорю ему: «Ты совсем как папа». И когда дочь заступается за одноклассницу, которую дразнят другие дети, я говорю: «Совсем как папа». И когда кто-нибудь из них опрокидывает стакан, я говорю то же самое.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
