Все эти слова звучат столь магически, что добавлять к сказанному решительно ничего не хочется. Оставим все как есть, ладно?
18
1994
Французский спелеолог Жан Мари Шове обнаружил пещерную галерею Шове с уникальной наскальной живописью.
Летом 1963 года друг Смирнов сказал: «Я где-то прочитал…» (Ничего он, конечно, нигде не прочитал, а сам выдумал. Он вообще был неутомимый фантазер.) «Я где-то прочитал, — сказал он, — что из Кремля в Загорск прорыт тайный подземный ход. По моим расчетам, он должен проходить прямо под платформой Тайнинская». (Каким расчетам? Почему? Неважно. По его расчетам.) «Давай, — говорит, — залезем под платформу и посмотрим, что там. Вдруг какой-нибудь тайный вход. Все равно делать нечего».
Делать нечего. Мы взяли фонарь и пошли под платформу. Самое смешное, что под ней действительно оказалось что-то вроде колодца. Причем открытого. Мы торжествующе переглянулись и полезли. Хода там не оказалось, а оказалось совсем неглубокое замусоренное дно. Смирнов первым делом наступил на ржавую проволоку и поранил ногу. Пока он долго и цветисто матерился, я вступил ногой в изобильную и почему-то совершенно свежую какашку.
Но мы решили не отступать и стали шарить фонариком по стенам. Ничего там не было, не считая одной короткой, очень выразительной и хорошо всем известной надписи.
Недолго подумав, мы решили приостановить поиски до следующего раза и вылезли на поверхность. Мимо нас с грохотом ехали поезда в ту и в другую сторону. Дождавшись, когда они утихнут, мы выбрались из-под платформы и отправились домой — он, поминутно задирая штанину и рассматривая ссадину на ноге, я, не очень успешно обтирая ботинок о траву.
«Завтра придем опять», — бодро говорил Смирнов. «Ага», — соглашался я. Но мы так и не пришли, потому что потом появились дела поинтереснее. Какие — не помню. Но помню, что интересные.
19
1906
Родился Леонид Брежнев, советский государственный и политический деятель, глава СССР (1964–1982)
Этот голос, эти интонации, с утра до вечера доносящиеся из телевизора и радио, надоевшие до судорог и соблазнительные для массового пародирования, служили неизменным фоном моей юности, моего творческого и социального взросления и, как казалось тогда, всей жизни вообще. А жизнь, как это ни странно, была совершенно прекрасной. Да она и теперь прекрасна.
20
1958
В Москве открыт памятник Феликсу Дзержинскому.
Этот памятник, что и не удивительно, сыграл однажды в моей жизни довольно коварную роль.
Однажды я познакомился с девушкой, с иногородней, с «гостьей столицы». Прямо на улице. Когда-то я умел знакомиться на улице, потом как-то утратил эти навыки.
Она куда-то спешила, но мы все-таки договорились встретиться вечером. И я зачем-то назначил ей встречу у этого злополучного памятника, совершенно забыв, что к нему нельзя подойти пешком. Она-то ладно — она приезжая. А я-то! Ну вот забыл, и все тут. Бывает же!
Ну и понятно, что мы так и не встретились. А она небось решила, что я над ней глупо и жестоко пошутил.
Жаль, конечно. Хотя кто его знает?
21
1899
В Санкт-Петербурге вышел первый номер журнала «Огонек».
Майский «Огонек» 1953 года с траурным портретом Сталина на обложке почему-то долго хранился в ящике отцовского стола. Во время одного из переездов куда-то исчез.
22
1920
На VIII съезде Советов утвержден Государственный план электрификации России (ГОЭЛРО)
Был у меня знакомый прозаик (довольно неплохой, кстати, потом он все-таки спился и постепенно куда-то исчез), который провел детство в деревне в Тверской области. Детство его, как и мое, пришлось на 1950–1960-е годы.
Когда я в его присутствии стал что-то вспоминать о детских радиопередачах времен нашего с ним общего раннего детства, он сказал: «Да ты о чем вообще говоришь? Не было у нас никакого радио». — «Как это?» — недоуменно спросил я. «Да так! — сказал он. — Не было, и все. У нас там и электричество появилось только в середине 1960‐х годов».
23
1947
Американские физики продемонстрировали первый в мире транзистор.
С физикой в школе у меня было неважно. То есть даже не неважно, а просто очень плохо. А физичка Эльвира Васильевна почему-то относилась ко мне хорошо и ангельски снисходила к полной моей невосприимчивости к своему предмету. На уроках физики я попросту читал какую-нибудь книжку, держа ее под партой, а Эльвира Васильевна это, разумеется, видела, но виду не подавала. И я всегда имел у нее твердую надежную тройку.
