Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
— Значит, расположение государя меня компрометировало? Но, в таком случае, как же ты решился сделать мне предложение? И как согласился принять подарок от императора? А ведь ты не только принял эти деньги — мне рассказали, что ты лично ездил благодарить императора за это дополнительное приданое! Разве это не роняло твоей чести?
— Ты рассуждаешь как ребенок, — заметил на это князь. — От подарков государей не отказываются…
— Но ты говорил мне о любви! — почти прокричала она — и осеклась.
Ведь это было неправдой! Только сейчас она вспомнила, что за все время ухаживания князь Павел ни разу не сказал, что любит ее. Он даже сумел сделать предложение, не упомянув слова «любовь». Тогда она не придала этому значения, решила, что князь просто не склонен к возвышенным словам. Ей казалось, что она читает, видит эту любовь в его глазах. Но теперь она поняла: это была любовь не к ней, а к тем выгодам, которые получал князь Гагарин от их брака.
Однако князь не обратил внимания на ее внезапное молчание. Для него слова ничего не значили, не значили ни признания, ни клятвы. Все это в его глазах были только украшения, побрякушки, которыми люди маскировали свои подлинные интересы. Настоящими же интересами были разного рода выгоды: либо имущественные, в виде денег и поместий, либо служебные, от продвижения по служебной лестнице, либо выгоды от более высокого титула, от лучшего положения в свете. Потому он ответил иначе, чем она ожидала.
— Разумеется, я говорил тебе о любви, — согласился князь. — И я действительно люблю тебя, как и полагается мужу. У тебя есть достоинства, которые я не отрицаю. Ты умна, довольно развита, разбираешься в людях, много слышала, читала… Впрочем, это же является и твоим недостатком, ибо слишком образованная жена, по общему признанию, может стать сущим бедствием. Итак, повторю: я любил и все еще люблю тебя, как того требует супружеский долг. И я готов содержать тебя и детей, которых, я надеюсь, ты мне родишь. Но не требуй от меня невозможного: не требуй полного воздержания и жизни, какой отличаются одни лишь святые. Я не святой, ну так что с того? Ты ведь и не ожидала, что твой будущий муж будет святым!
Анна не нашлась, что на это возразить. У нее вдруг пропало всякое желание спорить, обвинять его в чем-то, слушать его оправдания… Она молча повернулась и ушла в свою комнату.
С этой самой минуты брак их надломился, из него стала уходить жизнь, как уходит она из сломанного, поникшего дерева или цветка. Внешне мало что изменилось. Они все так же ложились в одну постель, и иногда князь удостаивал свою жену мужским вниманием, но чаще не делал этого. Они все так же вставали, желали друг другу доброго утра, о чем-то разговаривали… И это, пожалуй, было все, что они делали вместе. Даже завтракали они зачастую порознь, а уж на обед князь не являлся никогда. И Анна узнавала — то от англичанки, то от какой-нибудь другой знакомой дамы, а то вовсе от хозяйки гостиницы — о его дальнейших похождениях. Ей называли женщин, у которых бывал князь, «веселые» дома, которые он посещал. Но она больше не устраивала бесед со своим мужем, не требовала от него верности.
Теперь Анна одна гуляла по улицам Рима. Правда, величавые древние портики, прекрасные храмы, чудесные фрески в этих храмах уже не радовали ее. Словно из них тоже ушла жизнь, как ушла она из ее брака.
В конце февраля супруги вернулись в Петербург. Зима подходила к концу, снег таял, с юга веяло теплом. Но приметы весны, прежде столь желанные, не радовали княгиню Анну Гагарину. Не увлекали ее и заботы по украшению их дома — заботы, которым всецело предался князь Павел после возвращения. Он задумал сделать их дом одним из самых роскошных во всей столице, и этими планами охотно делился с женой.
— Я хочу, чтобы у нас все было устроено по новейшей моде, — рассуждал князь, расхаживая по гостиной. — Ведь, что ни говори, на дворе уже XIX век, и нельзя жить по-старому. Я распоряжусь, чтобы у нас все было сделано, как в самой передовой европейской столице — в Лондоне. Что ты об этом думаешь, друг мой?
— Я не знаю, — тихо отвечала Анна. — Делай, как знаешь.
— Я вижу, ты опять не в духе, опять не весела, — нахмурился князь. — Не знаю, чего тебе не хватает. Я приписывал твою хандру долгому пребыванию в Риме, надеялся, что воздух отечества тебя излечит. Но теперь вижу, что ошибался. Это просто твой скверный характер. Тебе нравится изводить меня, нравится выставлять себя обиженной. О, я предвижу дальнейшее твое поведение! Ты, пожалуй, захочешь жаловаться на меня своим родителям. Но в чем будет твоя претензия? Что муж был тебе неверен? На это я всем расскажу, как ты холодна, как невнимательна ко мне! Учти, если будешь все так же дуться и ходить с обиженным видом, я перестану брать тебя с собой на званые вечера и балы. Тебе будет закрыт доступ в свет: ведь замужняя дама не может явиться на бал без мужа, это не принято. Будешь сидеть дома, словно старуха! — И князь усмехнулся, видимо сознавая силу своей угрозы.
Однако на Анну его слова не возымели никакого действия. Если бы она чуть больше злилась на него, она бы усмехнулась ему в ответ. Ей вовсе не хотелось являться на балы, блистать, удивлять всех нарядами. У нее было одно счастье — любимый муж, и это счастье было у нее отнято им самим. Что же теперь было тосковать по балам?
А еще она невольно сравнила поведение князя Гагарина с тем, как вел себя в схожих обстоятельствах император. «Когда в прошлом году я сделалась печальна, оттого что тосковала по этому человеку, — думала она, — государь сам тосковал. Он места себе не находил, все придумывал, как меня развеселить. Он все время думал обо мне, придумывал разные затеи, дарил подарки… А этот… этот думает лишь о себе. Вот в чем между ними разница. Ах нет! Разница в другом, и теперь ты уже должна это понять. Разница в том, что государь любил тебя, а этот человек никогда не любил. Ни одной минутки не любил!»
Именно теперь, когда она сама отвергла любовь императора, ей стали вспоминаться минуты душевной близости с ним. Эти прогулки, эти беседы, сокровенные признания… Именно теперь она поняла, что, в сущности, была в то время счастлива. И она сама, своими руками, разрушила это счастье. Это было так горько! И вместо того чтобы внять угрозам своего супруга и сделаться веселой, она рыдала целыми днями, не выходя из своей комнаты. А он — он выполнил свою угрозу и перестал брать ее на балы и званые вечера. Если на то пошло, он вообще перестал с ней разговаривать. И в их доме, в их роскошном особняке, который князь Гагарин все перестраивал и улучшал, воцарилось молчание.
Впрочем, оставался один дом, куда Анна могла являться одна, без мужа. Это был дом ее родителей. И она снова стала там бывать. Иногда проводила там целые дни — словно и не выходила замуж. Там, вместе с родителями, она отметила светлый праздник Пасхи. Вместе с мачехой и сестрами ездила в церковь, исповедовалась и причащалась.
Однако на исповеди она не говорила того, что лежало у нее на сердце, томило душу. Она и мачехе ничего не рассказала. Екатерина Николаевна, конечно, видела, что у падчерицы не сложилась семейная жизнь, что она всегда грустна и не хочет оставаться в доме мужа. Она расспрашивала Анну о причинах такого поведения, но Анна каждый раз ссылалась то на плохое самочувствие, то на хандру.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53