Книга Лабиринт Химеры - Антон Чиж

Провинциальная жизнь приучает к размеренному распорядку. За годы безмятежности организм полицмейстера привык в одно и то же время получать сытный завтрак, полуденный чай, первый полдник, второй полдник, большой обед и что-нибудь легко-молочное на сон грядущий. Заседания Комитета попечительства о народной трезвости и прочие праздники числились сверх программы.

По местным меркам Сыровяткина нельзя было считать выдающимся гастрономом. Горожане коротали времечко, то и дело закусывая или перекусывая. Что и понятно: движение челюстей, как ничто, разгоняет скуку. Последние сутки заведенный режим питания смели, как крошки со стола. Сыровяткин от волнений потерял чувство голода и питался кое-как. Организм терпел, сколько мог, и наконец возмутился. Скрутил так, что несчастный Константин Семенович оставил пепелище, оставил городовых, даже оставил самого Лебедева в мертвецкой и бросился в полицейский дом.

Надо сказать, что проживал Сыровяткин в том же здании, в казенной квартире, на втором этаже, как и большинство полицейских чинов империи. Чтобы всегда быть при службе, так сказать. Супруга его, Ангелина Матвеевна, в должный час заносила в кабинет мужа то, что старательно приготовила для него вместе с кухаркой. Час такой как раз настал. Сыровяткин почти бежал, подгоняемый голодом. Перед глазами у него маячил завтрак — поднос, заставленный тарелками с холодными закусками, перечислять которые не имеет смысла, чтобы не возбуждать у читателей лишний аппетит. Заботливая жена баловала его добротной домашней кухней. Константин Семенович уже представлял, как вопьется зубами в холодное мясо и теплый хлеб. Видение было столь сильно, что ему пришлось сглотнуть ком слюны.

Сыровяткин распахнул дверь кабинета и остолбенел. Перед его столом расположился столичный господин, который за обе щеки уплетал его бутерброды. Рука полицмейстера сама дернулась к шашке, чтобы проучить наглеца. Но Сыровяткин совладал с чувствами. Ему дружелюбно помахали надкусанным бутербродом.

— А я вас тут дожидаюсь!

Сыровяткин нашел в себе силы улыбнуться и пожелать приятного аппетита.

— Мне тут славная и добрая женщина еду принесла, заставила угощаться, а я не завтракал. Не возражаете, что самовольно разделил вашу трапезу?

Долг вежливости требовал сказать, что Сыровяткин этому чрезвычайно рад, а сам вообще не голоден, хотя желудок был совсем другого мнения: мстительно впился в кишки.

Аппетит у незваного гостя был чудовищный. Ангелина Матвеевна готовила с большим запасом, но сейчас от всего изобилия остались жалкие объедки. Сыровяткин с болью смотрел на сиротливые ломтики хлеба и ветчины. Ему предложили присоединиться к трапезе, но Сыровяткин гордо отказался.

— Ну, раз есть не хотите, — сказал Ванзаров, запихивая в пасть остатки бутерброда и стряхивая крошки с усов, — тогда хочу предложить вам скромную игру интеллекта.

— Как вам будет угодно, — сухо ответил Сыровяткин, прощаясь с погибшим завтраком.

— Не ради забавы, а чтобы проверить выводы психологики.

— Так точно…

— Для этого нам потребуется карта вашего прекрасного города.

— Извольте…

Искать не пришлось. Карта висела на стене с тех пор, как ее напечатали и повесили, чтобы закрыть неприличную трещину в стене.

Ванзаров подошел и ткнул пальцем в точку, расположенную в левой верхней части.

— Здесь дом барышни Вольцевой… — дальше палец провел прямую линию по рисунку. — Это 4-я Оранская улица.

— Совершенно верно, — ответил Сыровяткин, косясь на поднос. Его занимала только одна мысль: «Это же надо столько съесть за один присест!»

— Теперь ваш черед, Константин Семенович.

Сыровяткин испугался, что упустил что-то важное. Все поднос проклятый не отпускает.

— Да-да, что я должен делать?

— Буду называть фамилии, а вы показывайте, где находятся их дачи.

— Конечно… Простите, а в чем тут игра?

— Делаю ставку, — сказал Ванзаров, подмигивая. — Они все соседи.

Предположение показалось Сыровяткину не так чтобы фантастическим. В их городке и так почти все соседи.

— Как вам будет угодно…

— Фамилия первая: господин Душинцев…

Полицмейстер знал, где проживает этот почтенный горожанин.

— Госпожа Мамаева…

И эту милую даму, чрезвычайно приятную, с модным гардеробом, Сыровяткин знал. Он показал, где расположен ее дом.

— Чудесно, — сказал Ванзаров, забирая с тарелки последний бутерброд.

— И что это доказывает? — раздраженно спросил Сыровяткин.

— Объясняет… — Ванзаров жевал так смачно, что у полицмейстера свело челюсть, — почему жертва надела плащ с таким капюшоном.

— Простите, не понимаю…

— В хорошую погоду у вас принято сиживать в саду. Она не хотела, чтоб ее заметили соседи.

— Соседи кого? — спросил Сыровяткин, думая не о логике, а о бутербродах, погибших безвозвратно.

— Соседи ее сестры Агнии…

Ванзаров ждал, что полицмейстер, наконец, сейчас начнет соображать. Сыровяткин заметил это и победил себя.

— То есть вы хотите сказать…

— Да, Константин Семенович, хочу. Хочу попросить прощения, что бессовестно уничтожил ваш завтрак. За мной долг: большой обед. Но после того, как найдем убийцу. Передайте вашей супруге, что готовит она изумительно…

Как часто бывает, одно сильное чувство обратилось другим: Сыровяткину стало стыдно. Он вел себя глупейшим образом, недостойно чина и звания.

— Пустяки, Родион Георгиевич, — пробормотал он.

— Раз уж мы нашли двух соседей, надо узнать остальных… Кто живет здесь? — Ванзаров показал на дом чуть правее дачи Вольцевой.

— Господин Руковской, — ответил Сыровяткин.

— Чем знаменит?

— Ничем, мирный обыватель, кажется, любитель театров…

— В этом доме… — Ванзаров указал на следующую дачу, — живет странный господин, который измывается над девочкой лет двенадцати…

Сыровяткин смутился, как будто дело касалось его родственника.

— Ну что вы, это господин Гейнц, Людвиг Янович, учитель французского в отставке. Он занимается физической закалкой Зои… Это его приемная дочь… Честный и уважаемый горожанин.

— А дом с ним по соседству? В нем живет дама, которая носит полный траур.

— Вдова доктора Горжевского, Инна Леонидовна. После смерти мужа живет молитвенной жизнью, частенько бывает на его могиле…