– Тише! Нечего бояться. Моргана, успокойся…
Но она продолжает корчиться и бьет его по животу. Он хватает ее за запястья, пытаясь успокоить, объяснить, что дурных намерений у него нет. Однако, едва почувствовав прикосновение Кая, Моргана кидается на него и что есть силы кусает за руку.
– Ау! – вопит Кай, инстинктивно отпихнув ее от себя. Свободная ладонь ударяет ее по лицу, и Моргана падает на кровать. Кай отшатывается назад. Моргана крепко вцепилась в него, и на месте укуса выступила кровь. Кай закрывает рану ладонью, в ужасе от того, что сделала жена, и напуганный собственным поведением. Никогда еще в своей жизни он не осмеливался поднять руку на женщину. Моргана вскакивает с кровати и сжимает кулаки, даже в такой момент переполненная решимости. Боль в руке действует на Кая отрезвляюще: он остро осознает, как дурно повел себя и сколько вреда причинил и без того неидеальным отношениям с Морганой.
Он хочет найти слова, чтобы исправить произошедшее, но все, на что его хватает, – лишь несколько невнятных оправданий. Он уходит.
Не сходя с места Моргана захлопывает за Каем дверь.
Глава 8
Меня будит сильный шум, и я вскакиваю с постели. Неужели Кай вернулся? Неужели он снова хочет получить то, что причитается ему как супругу? Я вздрагиваю. Но в комнате никого. Уже утро. Ужасный шум, от которого я проснулась, кажется, доносится снизу. Ой! Гостиная!
Я спешу туда и вижу, как Кай носится туда-сюда.
– Ох, что это за?
Муж мчится за кем-то, и я слышу, как он кричит:
– Дьявольское создание, сгинь! Убирайся!
Из кухни доносится лай Брэйкена. Он скребется в дверь, но она плотно закрыта.
Я спускаюсь по широкой лестнице и, вбежав в комнату, вижу настоящий погром. Сова, кажется, совсем оправилась и, проснувшись в незнакомом месте, принялась искать выход. Но я забыла открыть окно, и бедная птица теперь бьется о стены, мебель, врезается в сервант, отчаянно хлопая крыльями, отчего прекрасный фарфор Кэтрин падает на пол и разбивается вдребезги. Кай носится вокруг, пытаясь поймать сипуху, которая только еще больше пугается, наводя тем самым куда более страшный бедлам. Сначала падает на пол блюдо, потом молочник и, наконец, восхитительный заварочный чайничек и два блюдца.
Я спешу вперед, уворачиваясь от летящей посуды, то и дело отпрыгивая в стороны, чтобы не врезаться в Кая, который снует туда-сюда, пытаясь ухватить несчастную птичку. Он что, правда думает, что это поможет? Какая нормальная птица не испугается его размашистых движений? Совенок садится на камин и, растерянный, ищет выход. Я проношусь мимо Кая, нырнув под его протянутые руки, и успеваю схватить птичку в тот момент, когда она собирается было взлететь. Почувствовав мое прикосновение, совенок перестает упираться, почти с радостью отдавшись мне в руки. Я прижимаю его к себе, глажу по шелковистым перьям, опасаясь, что Кай в припадке ярости может убить птицу.
Кай переводит взгляд с совенка на меня и снова на совенка. И тут он замечает в старой клети в углу комнаты гнездо, выстланное соломой. Он прищуривается. Кай выглядит ужасно. Мне становится понятно: этой ночью он заснул, не раздеваясь. Его волосы спутаны. А кожа бледна. В его дыхании я все еще чувствую запах перегара.
– Ты, – говорит он хрипло, – так, значит, это ты притащила сюда эту… тварь. Ты что, не знаешь, что нельзя приносить в дом птиц? Что это плохая примета!? Ты что, совсем идиотка? Посмотри!
Кай машет рукой, его пальцы сложены в кулак.
– Посмотри, какой… беспорядок ты устроила!
Он делает шаг ко мне, и я инстинктивно отступаю, замерев в углу комнаты. Я не боюсь перепадов его настроения. И не позволю ему снова ударить меня. Но совенок так нервничает, что, боюсь, просто не выдержит очередного потрясения. Я не могу сделать ничего, кроме как остаться на месте и попытаться умерить тот гнев, который поднимается из глубины моей души. Кай смотрит на меня с отчаянием. Он больше не кричит. Говорит тихо, почти шепотом, его слова полны тревоги.
– Бедствия окружают тебя, – произносит он, – разруха следует за тобой по пятам. Что же ты за жена? Что за существо я привел в свой дом?
Но прежде чем я отвечаю, входная дверь распахивается, и миссис Джонс влетает в дом.
– Доброе утро, – начинает она. – И какое прекрасное утро… Ох! Боже милостивый, что здесь такое произошло?
Заметив ужасающую груду осколков вместо восхитительного фарфора Кэтрин, миссис Джонс застывает, закрыв руками лицо. Я сажусь на пол между комодом и камином, словно загнанный в ловушку кролик. Кай нагибается ко мне, и на лице его жуткое сочетание горя и отвращения.
Он поворачивается к миссис Джонс, но ничего не говорит, а, схватив со стола свою шляпу, просто выходит из дома. Мы смотрим ему вслед. Кай покидает нас, но вдруг что-то замечает и замирает от удивления. Я медленно вылезаю из своего укрытия, все еще держа птичку в руках, и подхожу ближе к окну. Растерянная миссис Джонс инстинктивно следует за мной. Теперь мы понимаем, что остановило Кая. Могила Мэг. Несколько дней назад мы похоронили собачку, и, чтобы отметить могилу, я посадила росток желтого мака. Один-единственный росток. А сейчас, хотя с того печального дня не прошло и недели, вся могилка покрыта цветами. Их, по меньшей мере, штук восемьдесят – маки подставляют свои яркие лепестки солнечным лучам, а на их листьях застыли капельки росы.
Кай смотрит перед собой – произошло невозможное, и он изо всех сил пытается поверить собственным глазам. Почувствовав, что за ним наблюдают, он оборачивается и видит в окне нас с миссис Джонс. Стоящая рядом со мной кухарка раскрыла рот от удивления. Совенок прячет голову, закрыв глаза от солнца. Я выпрямляюсь, сдерживая свои чувства, чтобы они не вырвались на свободу и не натворили еще чего-нибудь. Кай смотрит на меня. Точнее, мне в душу, как мне кажется. И в этот момент я осознаю: он понимает меня. Он видит меня так, как моя мама. Больше не может быть никаких тайн. Пора принять сложившееся положение вещей. Я теперь не в силах притворяться кем-то другим. Кай смотрит на меня долго-долго, и на сей раз я не могу прочесть, о чем он думает. Не контролируя себя, отреагировав на его рассеянность, я делаю шаг вперед и провожу ладонью по холодному оконному стеклу. Кай колеблется, словно собираясь вернуться в дом, но отворачивается и уходит.
Я наблюдаю, как его одинокий силуэт быстро исчезает вдали, поднимаясь на холм, и мне хочется, больше чем я чего-либо хотела за долгое время, быть рядом с ним.
Я чувствую, как кто-то кладет руку на мое плечо.
– Дорогая?
Голос миссис Джонс возвращает меня к действительности.
– Думаю, лучше всего будет отпустить нашего маленького друга, – она кивает на совенка. – Не правда ли?
Мы пробираемся через завалы посуды к выходу. Открыв дверь, я дарю совушке прощальный поцелуй, а потом поднимаю ее высоко. Совенок стоит на моей руке с мгновение, раскрывая крылья, щурясь от блеска дневного света. Он почти полностью поворачивает набок голову, как обычно делают совы, ища возможные источники опасности. Не увидев ничего, сипуха издает низкий гортанный крик и, широко раскинув крылья, стремительно летит к деревьям на противоположной стороне луга.
