Варя
Кордубцев, объявленный в розыск, нигде и никак не проявлялся.
Было заведено уголовное дело по статье сто пятой, часть вторая «и»: убийство из хулиганских побуждений — так квалифицировали смерть бедняги Буслаева. Единственным подозреваемым был и оставался Кордубцев.
Кононова встретилась с единственной оставшейся в живых его родственницей — Леди Косоглазкой, двоюродной бабушкой Марией Петровной Суконцевой. Та отвечала на расспросы категорично, и Варя ей верила: где племянник, не знаю, не слышала, не видела.
Варвара побывала в Университете леса, где учился подозреваемый. Близких друзей и девушки у него не было. Однокурсники тоже не дали никаких зацепок.
Съездила на дачу во Владимирскую область (ту, что принадлежала Чигаревым — бабушке и дедушке по материнской стороне, погибшим в автокатастрофе).
Побывала и в Тверской губернии, на фазенде старших Кордубцевых, убитых молнией.
В обоих случаях — ничего. Дома стояли заколоченные, с амбарными замками, нетронутыми. Снег вокруг не потревожен.
Юноша исчез.
Марголин по делу Варвару не вызывал, не дергал.
Надвигалось другое задание — которого она также была инициатором и которое настолько горячо взялась продвигать, что Марголин склонился в ее сторону и велел разрабатывать.
И вот первый этап разработки закончился, надо было делать следующий шаг.
Она сама пошла к Марголину со всеми файлами. Козел Винторогий выслушал ее, все документы просмотрел и, полный сарказма, вскричал:
— Замечательно! Значит, в Москве ты все завалила, подозреваемого упустила — а теперь в Америку намылилась?!
Варя накрепко сплела пальцы в замок, чтобы оставаться спокойной и хладнокровной и не вестись на провокации, и парировала:
— По‑моему, давно миновали времена, когда загранкомандировки рассматривались как поощрение. Это работа посложней, чем у многих в Москве.
— Это будет последней твоей командировкой. Вообще. Если ты, конечно, чего‑то потрясающего нам не привезешь. Короче, права на ошибку у тебя больше нет — ты меня поняла? А, Кононова? — С этими словами и кислой миной он подписал ей рапорт: «Бухгалтерия, оплатить!»
Вот и получилось, что пришлось ей не за Кордубцевым бегать, а отправляться под флагом сотрудницы компьютерной фирмы «Ритм‑21» на Новинский бульвар за визой в Штаты, брать билет в Нью‑Йорк, заказывать гостиницу.
Не самые неприятные хлопоты — в чем‑то прав был Марголин.
Но при этом Варя понимала: если она и теперь облажается, полковник реально ее не простит.
Достанет из своего сейфа рапорт об увольнении, написанный ею в пору, когда шел разбор полетов из‑за «Аватара судьбы», впишет актуальное число, завизирует — и, прощай, самая секретная в России и самая интересная на свете служба!
А еще ей почему‑то казалось: хоть поездка в Нью‑Йорк совершенно, на первый (и даже на второй) взгляд, не связана с Кордубцевым, но, если она увенчается успехом, это продвинет ее в поисках этого типа. Почему и как? Этого она не ведала.
А снова делиться с Даниловым, зачем и почему она летит, ей не хотелось.
Довольно того, что она в минуты слабости столько гос‑тайн ему разгласила!
* * *
Беспересадочный рейс в Нью‑Йорк оказался лишь один — «Аэрофлотом».
Почти десять часов лететь — быстрее, конечно, чем в Лос‑Анджелес, когда она в прошлый раз, расследуя дело Сырцова, путешествовала. Но все равно изрядно придется сидеть, скорчившись в неудобном кресле. Да еще закрутилась Варя по работе, проморгала электронную регистрацию.
«Боинг», на котором предстояло лететь, настоящим гигантом оказался: одиннадцать кресел в каждом ряду! Три у одного окна, три у противоположного и четыре посредине. Два прохода. И Кононовой грымза на регистрации всучила место Е — ровнехонько в самую серединку. «С одной стороны двое сидеть будут, — расстроилась она, — с другой один, и я посредине. И до иллюминаторов далеко. Фу».
Правда, Данилов на прощание серьезно сказал: «Я за тебя просить буду — Бога или провидение, — чтобы все у тебя прошло хорошо». Она улыбнулась, поблагодарила. И то ли впрямь его молитвы подействовали, то ли просто ей повезло, но в итоге вокруг нее ни справа, ни слева вообще не оказалось попутчиков! Весь ряд пустой! Варя после ужина подняла все подлокотники, растянулась сразу на четырех сиденьях и великолепно выспалась. Потом кино смотрела, старое, «Все о Еве», на английском, старалась язык подтянуть. Диалоги понимала с пятого на десятое, поставила себе с натяжкой троечку. Сама на себя осерчала: английским надобно заниматься постоянно, а не впопыхах, от случая к случаю!
А день за иллюминаторами все длился, длился. Наконец, в пол‑одиннадцатого вечера по‑московски, приземлились в Джей‑Эф‑Кей — аэропорту Кеннеди. Варя перегнала свои часы на восемь часов назад, а смартфон переставил стрелки сам — в Нью‑Йорке был разгар рабочего дня.
Таможенник и паспортист оказались толстыми, лысыми, усталыми, но любезными. Поприветствовали радушно: «Велкам ту зе Юнайтед Стейтс!»
«Вот чего нельзя отнять, — подумалось Варе, — у коренных здешних жителей, так это непоколебимой уверенности, что живут они в самой лучшей стране мира».
Скудные Варины командировочные никакого такси, разумеется, не предусматривали, но она сочла, что достаточно измоталась, чтобы еще в метро тащиться, и отправилась к парковке. «Заплачу из своих, личных, подкожных», — храбро решила девушка. Ее порадовало объявление, что любая поездка на Манхэттен обойдется в шестьдесят долларов. Довольно быстро подошла машина, шофер — индус, пакистанец? а может, из Бангладеш? — закинул Варину сумку в багажник — и вперед!
По определенным причинам, о которых рассказано будет ниже, проживать Варе следовало именно на Манхэттене, то есть в самом что ни на есть центре города. И вот — длиннющий подвесной мост, по которому в несколько рядов и этажей мчатся машины, серое стылое небо вверху, стылая вода внизу, а прямо перед нею распахиваются спорящие друг с другом высотой и отделкой стоэтажные небоскребы.
