«Если бы твой сын, Жюльен, которого тебя лишили, знал тебя, он бы печалился о твоей кончине так же, как и я.
Твой любящий супруг». Юноша упал на колени и надолго замер перед могилой всеми забытой Клер-Мари Ласалль, его матери, которая прибыла на чужбину под другой фамилией, предпочтя свою собственную скрыть навсегда.
Почти в то же самое время, в Париже, Жозеф Фуше встречался у себя в кабинете с одним из агентов, на которого возлагал особые надежды. Министр полиции сидел за рабочим столом, просматривая содержимое секретной папки, посетитель сидел напротив него.
— Пейте свой коньяк, виконт. Вы уже ознакомились?
— Да, ваше превосходительство. Поразительно. Просто поразительно, — ответил виконт де Меневаль, держа в руках лист бумаги. — Вы уверены, что письмо не подделка?
Фуше продолжал перелистывать один за другим документы, находившиеся в объемистой папке, откуда было извлечено и письмо, о котором шла речь. На невозмутимом лице министра живыми казались только покрасневшие веки, наполовину прикрывавшие глаза. Не глядя на подчиненного и словно не придавая теме разговора особого значения, он словно вскользь заметил:
— Сомнения исключены: это подлинная подпись императора, того времени, разумеется, когда он еще не был императором и носил свою итальянскую фамилию. Я не люблю, виконт, оставлять нерасследованными и бесконтрольными явления такого рода, поскольку на собственном опыте убедился в недопустимости недооценки роли внебрачных детей.
Виконт, взирая на патрона с откровенным восхищением, промолвил:
— С нетерпением жду указаний, ваше превосходительство.
— Я уже распорядился направить человека в Бургундию для расследования обстоятельств данного дела. — Фуше оторвался от папки. — Судя по приведенным свидетельствам, ребенок действительно существовал. По крайней мере, женщина была беременна, но она сошла с ума, а затем бесследно исчезла. Ее отец погиб: несчастный случай с экипажем, в котором он ехал. Что скажете?
— В то, что вы рассказываете, трудно поверить, — ответил Жиль, вновь пробегая глазами строки письма.
— Но это еще не все. Письмо мы обнаружили в одном из публичных домов Парижа. Его содержательница умерла насильственной смертью, и полиция нашла сей документ при обычном в подобных случаях обыске.
Виконт глотнул коньяка и перечитал послание:
«Ты разбиваешь мне сердце, моя ненаглядная мадемуазель Ласалль. Ужели это ты мне пишешь такие слова? Право, не узнаю тебя. Возможно, конечно, что я сам виноват, ибо питал излишние надежды. Но и сейчас готов повторить, что был бы добрым, самым преданным и любящим супругом тебе и самым заботливым и нежным отцом нашему малышу. Как могли подобные слова сорваться с твоих уст? Ты уверяешь, что разлюбила меня, и твои поступки это подтверждают: оказывается, ты на четвертом месяце беременности и до сих пор держала меня в неведении. Ты лишаешь меня самого дорогого. Разве своей любовью я причинил тебе только горести и муки? Подумай, небом заклинаю, о нашем ребенке. Ему нужен отец. Или же ты и вправду не желаешь, чтобы ребенок появился на свет?
В самое ближайшее время, при первой же оказии я вырвусь в Сёр. Я должен увидеть тебя. Это необходимо. И надеюсь, на сей раз твой отец разрешит мне войти в ваш дом.
Ах, Клер-Мари, Клер-Мари! Шлю тысячу поцелуев. Любящий тебя,
Буонапарте». — Это кажется невероятным, ваше превосходительство.
— Ну-ну. Чувствуется, что вы, виконт, еще не женаты и у вас нет детей. Поверьте, вы лишаете себя одного из самых возвышенных наслаждений. Верность супруги, сыновняя любовь… — Голос министра как будто потеплел. — Возможно, это и есть главное достижение в жизни, рядом с которым бледнеют земная слава и политический успех…
Виконт, понимая, что помимо собственного желания стал свидетелем проявления настоящих чувств у министра, поторопился вернуть беседу в прежнее русло.
— Прошу прощения, ваше превосходительство. Но как подобное письмо могло оказаться в борделе?
Возникла секундная пауза.
— У меня пока нет ответов на все вопросы, виконт, — холодно произнес его превосходительство, пронзая подчиненного холодным взглядом. Виконт расслышал в переменившемся тоне Фуше грозовые ноты: уж не навлек ли он на себя неудовольствие, отказавшись соответствовать в минуту откровенности министра? — Однако парижская дама — не провинциалка из Сёра, а одна из тех авантюристок, что охотятся за чужими состояниями, — сорвала бы благодаря письму приличный куш. Кстати, виконт, ваша настоящая мать была не из Парижа, не так ли?
От неожиданности де Меневаль с такой силой стиснул пальцы, что раздавил бокал. Острые осколки в нескольких местах рассекли кожу, и кровь заструилась по руке, капая в лужицу пролитого коньяка.
Фуше дернул шнур колокольчика, вызывая прислугу.
— Извините, ваше превосходительство. Я непростительно неловок, — оправдывался виконт, зажимая в руке платок.
— Будьте осторожны, мсье. Плохо залеченные раны имеют обыкновение открываться.
9
Месть за владельца «Карно Плантейшн»
Юноша, может, и хотел заплакать, но не умел — сердце зачерствело, как засыхает куст без дождя. И в то же время он вдруг почувствовал прилив сил и готовность на что угодно. Что он мог еще потерять? Все связи с прошлым были обрублены, и в целом свете, за исключением одного Виктора, не осталось никого и ничего, что заслуживало бы его попечения и заботы. Он находился во власти убеждения, что и сам никому не нужен, и именно это ощущение делало его сильным и бесстрашным.
