– Марина просила привет передать. Не надо говорить сейчас, что никой Марины вы не знаете. Договоримся здесь или в другом месте?
17
– О чем договоримся и в каком другом месте?
Ко мне начала понемногу возвращаться уверенность.
Значит, вот он – новый приятель – любовник, муж или кто он ей там, – моей бывшей жены. Которая, не долго думая, продала меня неизвестно кому. И, в чем я абсолютно уверен, за просто так. По любви или из чувства долга – уже не разобраться. И надо ли…
– Надеюсь, до собеседования в другом месте не дойдет, – мужчина сделал очередную затяжку. – Познакомимся. Меня зовут Борис.
Он протянул руку, и я пожал ее.
– Борис – а дальше? Фамилия. Извините – звание, или…
– С вас достаточно знать только то, что я вам сказал и еще скажу. Вы сделали очень любопытные выводы, Руслан. Работу не хотите поменять?
– Мне моя пока нравится.
– Вот и славно! Приятно, когда человеку нравится то, на что он учился и чему он посвящает свое свободное от отдыха время. Вот и работайте. Растите. Поднимайтесь по служебной лестнице. Думаю, у вас хватило ума ни с кем больше не поделиться вашей личной теорией заговора? Вам очень повезло, что вас прорвало перед бывшей женой, а не перед тем, кого считали близким другом. У вас, кстати, друзья есть, Руслан? Вообще, как с личной жизнью?
– Все нормально. Все, что надо, у меня есть.
– Тогда совет: не хотите создавать вашим друзьям, товарищам, коллегам по работе, сексуальным партнершам дополнительных проблем – лучше не рассказывайте им, как вы вдруг раскрыли подготовку к государственному перевороту. С девушкой Аней тоже беседу проведут, – Борис посмотрел на часы. – О, в Киеве ее должны были встретить.
– Ей я как раз ничего не говорил.
– И не надо. Вообще-то нас она больше интересует. Это ведь девушка Аня может назвать другие фамилии из так называемого «списка смертников». А вы, Руслан, во всем раскладе вообще человек случайный. Не обижайтесь, так даже лучше. Не слишком глупый, умеющий складывать компоненты и получать нужный результат. Не достаточно умный, чтобы сразу бросить такую математику и бежать со всех ног от сомнительных знакомств. На своем месте вы, как нам удалось узнать…
– «Нам» – кому?
– Не имейте скверной привычки перебивать старших. «Нам» – это мне. На своем месте вы незаменимый человек. Вообще-то заменить любого можно… на вашем месте. Только зачем? Вот покойного Евгения Петровича заменить некем. И тех других, чьи фамилии очень скоро станут нам, – Борис сделал ударение на последнем слове, – известны, тоже, вероятно, не заменишь. Смертей больше не будет. В этом году, по крайней мере.
– А в следующем?
– И в следующем не будет. Хлопотное это дело – смерть политического лидера.
– Так я угадал? Я все правильно вычислил?
Борис щелчком послал окурок через окно в дождливую ночь.
– Вы подогнали задачку под ответ. Многим хочется верить, что все происходящее – часть одного большого заговора против Украины. Смерть Евгения Кушнарева останется несчастным случаем. Других несчастных случаев никто не допустит. Вы продолжаете делать свою нужную и важную для города работу.
С языка чуть не сорвался вопрос о Каневском, но в последний момент я сдержался.
– Пока все понятно? – поинтересовался Борис.
– Не все. Но вы ведь на своем, не знаю каком, месте только потому и держитесь, чтобы таким, как я, очень многое оставалось непонятным. Скажите хоть, куда едем. Мы ведь выяснили отношения, прояснили ситуацию. Уже можно высаживать пассажира.
Борис хмыкнул.
– Едем мы туда, куда и собирались, Руслан. К Марине. Мы приглашаем вас на поздний ужин.
ХАРЬКОВСКАЯ РЕСПУБЛИКА
(версия третья)
Крым – Киев – Харьков, осень 2007 года
1
Когда первый спецназовец врезался в толпу, рассекая ее пополам, крики на мгновение стихли.
До последнего момента люди, собравшиеся на Советской площади, не верили, что появится милицейское спецподразделение. В Симферополе уже привыкли к усиленным нарядам патрулей, которые появляются на каждом митинге. Милиция обычно редко вмешивалась, чаще всего просто стояла, демонстрируя соблюдение законности и, значит, делая невозможным факты ее прямого нарушения. Активизировались стражи порядка разве что с появлением украинских националистов в вышитых сорочках, которых, как считали коренные крымчане, здесь отродясь не носили. Те, у кого сорочек не было, подчеркивали свою национальную и политическую ориентацию, повязав вокруг шей или на рукавах оранжевые платки и ленточки.
«Оранжевых» в Крыму не очень любили. Можно даже сказать – совсем не любили. И сотрудники милиции исключением не были. Здесь скорее заступятся за татарина, к которому прицепились пьяные или обкуренные парни, называющие себя потомками русских царей, победивших Золотую Орду. Были такие случаи, еще газеты писали: крымские правоохранители ведут успешную борьбу с проявлениями расовой и национальной нетерпимости.
И хотя крымские татары создают определенную проблему для той части населения Крыма, которая считает эти земли исконно русскими, все-таки эти проблемы скорее не политические или там глобально-национальные, а бытовые. Так, во всяком случае, считало большинство славянского населения полуострова. На самом деле многие дружили с татарами, вели вместе бизнес и в какой-то момент переставали замечать, чем Тагир отличается от Коли.
Но когда речь заходила об «оранжевых» националистах, здесь проявлялось поразительное единодушие. Пресса, к примеру, чаще всего приписывала им разжигание межнациональной розни и попытки расколоть Украину. А когда они проводили свои митинги, милиция охотнее задерживала «оранжевых» активистов, нежели каких-либо других. Это потом, в Киеве, пускай кричат, пишут, обвиняют Крым в чем угодно. Главное – показать: проводить здесь, по сути, насильственную украинизацию никто не позволит.
Поэтому люди, пришедшие на самый обычный, отнюдь не «оранжевый» митинг, которых проводилось немало перед перевыборами, бывшими, по сути, теми же надоевшими очевидными выборами, очень удивились, увидев не только патрули, но и спецназовцев в бронежилетах, касках и с дубинками.
Они появились, как только мегафон оказался в руках у Ремизова.
Михаил Ремизов сначала крутился в Партии регионов. По партийным спискам он даже попал в горсовет. Но неожиданно для всех весной этого года, когда президент распустил парламент и началась очередная смута, Ремизов сначала заявил о своем выходе из «родной» партии, а вскоре – о создании собственной политической силы. Политически грамотные люди пытались понять, кто же его финансирует – ведь основать партию на зарплату депутата горсовета нельзя. Тем более что неожиданно для всех Ремизов сложил с себя и депутатские полномочия, заявив: он не желает прикрываться неприкосновенностью в борьбе за дело, которому собирается служить.
