Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Условия заключения были весьма жестки, спать приходилось на голой деревянной лавке, еда представляла собой однообразную жидкую похлебку с куском черного хлеба. Ко всему этому можно было притерпеться, единственное, что составляло предмет постоянных, неизбывных мучений Великого магистра – это одиночество. Тюремщика, приносившего два раза в день еду, человеком считать было нельзя, он давно слился с окружающей обстановкой, как какая-нибудь колонна или дверь. А ведь известно, что человек ищет в человеке прежде всего собеседника.
Следующей по порядку и значению после лютого одиночества была неизвестность.
И Париже и в остальном мире что-то происходило, Великий магистр оставался в жестоком неведении. Он не то, что не знал деталей процесса над некогда подвластным ему Орденом, он не знал даже, а идет ли этот процесс. Являлась и такая мысль, и ему было трудно гнать ее несмотря на очевидную безумность. А может быть, его просто забыли, кормят по инерции и даже уже не ждут, когда он умрет? А может быть, спрашивал себя Великий магистр, все затеяно лишь для того, чтобы убрать меня из кресла предстоятеля Ордена? После того как Жака де Молэ привезли в этот подвал, заковали в железо, жизнь орденской общины вернулась в свое обычное, повседневное русло. Король, если он не безумен, не мог не оценить, в каком великолепном состоянии находится Орден, не мог не понять, что открытый процесс против него опасен. Что разумнее всего прийти к полюбовному соглашению о сохранении статус-кво. Непримиримый Жак де Молэ отстранен, найдется кто-нибудь попокладистей. Кто это может быть? Все это маловероятно? Да. Но вероятно. Все дело за малым – найти такого человека, которого согласился бы признать папа и который бы устраивал короля. Но перебрав всех иерархов Ордена, всех командоров и влиятельных рыцарей, Жак де Молэ не находил среди них такого, кто бы мог пойти на такой чудовищный сговор, на такое подлое предательство.
Но почему предательство? Ведь рассуждение можно выстроить совсем от другой точки. Такой сговор может быть назван единственным способом спасти Орден от уничтожения. Разве не стоит такая грандиозная выгода жизни одного стареющего, неграмотного человека по имени Жак де Молэ? Король Филипп не любит его, жаждет его гибели, так совершим подобный обмен во имя священной цели.
Мысль Жака де Молэ развивалась так, как разливается желчь в организме злобного человека. Но так было не всегда. Усилием воли Великий магистр стряхивал с себя одурь подозрительности и, пристыдив себя, отдавался молитве. Молился он очень много, и тогда его душу посещало относительное успокоение. Он вспоминал христианских мучеников, которым выпадали испытания пострашнее тех, что выпали на его долю.
Но еще чаще, чем молитва, настигало старика ощущение спокойного опустошения. Он мог неделями существовать, не поднимаясь сознанием ни до одной сколько-нибудь сложной мысли. Он жил автоматически, жил, как животное, как та лошадь на соляном прииске, что вечно крутит ворот жерновов, измельчающих соляные глыбы.
Вероятно, это была просто защитная реакция организма. Невозможно все время пребывать в состоянии острого отчаяния, равно как и непрерывной эйфории.
Окно его узилища выходило на темный двор, поэтому ему было трудно следить за сменой дня и ночи, кроме того, незнание грамоты лишало возможности вести учет дней. Поэтому, когда в его камеру вошли два стражника и начали расклепывать цепь, которая держала его прикованным к стене, он не смог бы ответить – даже если бы его спросили – что сейчас на дворе, утро или вечер, осень или зима.
Наконец цепь рухнула, к его ногам и тюремщики велели ему встать и идти. Куда? Вон в ту дверь, она здесь одна.
Медленно выходил Жак де Молэ из состояния душевного безразличия. Встал со своего жесткого ложа, хотел было что-то спросить у черных ангелов, так неожиданно влетевших к нему, но раздумал.
«Что-то происходит, что-то важное», – сообразил он. Произошли какие-то изменения. К лучшему они или к худшему, выяснится очень скоро.
В коридоре было еще темнее, чем в камере, и сырее. На стенах разводы вечной крепостной плесени. Шаги по влажному камню не производили ожидаемой гулкости. Идти было трудно, ноги слушались неохотно, слишком долгая неподвижность сказалась на их гибкости. Старик передвигал ноги замедленно, но твердо. Тюремщики не проявляли нетерпения.
Жак де Молэ жадно прислушивался, для него попасть после многомесячного сидения на одном месте на эту прогулку было все равно, что оказаться в квартале Ситэ в базарный день. Кажется, до него донеслись какие-то голоса, а может быть, это просто кружным путем до него доползло эхо его собственных шагов.
Путешествие оказалось коротким. Два поворота, шесть ступенек вниз. С тяжелым, недовольным рыданием железных петель открылась сводчатая дверь.
Несмотря на всю свою опытность Жак де Молэ не сразу догадался, где находится. Помещение было заставлено какими-то сложными приспособлениями. Они были подсвечены двумя разными способами. Во-первых, закатным, трагически иссякающим огнем заката, он падал из двух высоких узких окон, во-вторых, живым отсветом пламени полыхавшего в грязном горле камина в глубине этой неприютной залы.
Тюремщики молча стояли за спиной. И вдруг Великий магистр все понял. Это пыточная! В углу полыхает не камин, а горн, где накаляются докрасна приспособления палача. А то кресло с решетчатой спинкой, это – так называемый испанский сапог, а под потолком висит не вешалка, а прекрасно устроенная дыба. И не ткацкий станок пристроился у одного из окон, а устройство для растягивания человеческого тела. При определенном навыке здесь можно произвести четвертование. Сосуд рядом с дыбой предназначен не для умывания, с его помощью наливают холодной водой утробу испытуемого, до тех пор пока не лопнет брюхо.
И сейчас сюда, видимо, явится хозяин всего этого изуверского богатства. Большой, бородатый, по пояс голый, в кожаном фартуке, который легко отмывать от крови.
Жаку де Молэ остро захотелось обратно на свою деревянную кровать. Стукнула дверь в дальнем углу пыточной. Явился. Хозяин явился. Великий магистр почувствовал, как загрохотала кровь в висках. Вот он появляется из-за испанского кресла. Большой, бородатый… кафтан расшит жемчужными нитями, на поясе короткий меч.
Но это король!
Словно почувствовав, какая именно мысль мелькнула в буйно заросшей голове старика, Филипп Красивый сказал:
– Да, это я.
Его величество уселся на грубый квадратный табурет возле пылающего горна и жестом указал Жаку де Молэ место напротив себя. Там стоял другой табурет, только трехногий.
Великий магистр не мог сдвинуться с места, протестовали ноги, не желая принять приглашение короля. Он обернулся к тюремщикам, как бы собираясь попросить их о помощи, но тех не оказалось у него за спиной.
– Ну что же вы? – нетерпеливо и немного удивленно сказал Филипп.
Жак де Молэ с удивлением обнаружил, что язык его не слушается. Старик усилием воли принудил его оторваться от пересохшего неба. Неожиданно выговорилась неуместно вопросительная фраза:
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
