Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Где-то через полчаса, когда я уже почти не чувствовал собственного тела, задубевшего под пронизывающим ветром, из горла глиняного кувшина наконец вышло несколько человек. Первым я увидел Сергея. Мрачный, ссутулившийся, он побрел прочь своей разлапистой походкой, засунув руки в карманы. За ним вышли еще двое и так же мрачно побрели, не оглядываясь и не разговаривая между собой. Наконец на пороге появился Константин. Я уже достаточно привык к темноте, чтобы разглядеть по его осанке и движениям, что он все еще до конца не овладел собой. Он яростно тащил за руку присмиревшую овечку Клэр, которая преданно и виновато смотрела в его гневный затылок. Пошатываясь на высоченных каблуках, она тихо всхлипывала, размазывая по лицу растекшуюся тушь. Я незаметной тенью двинулся за ними, озираясь по сторонам в поисках еще одной тени, которая, по моим расчетам, вот-вот должна была появиться. Но никто не появлялся. Я шел за ними до самой проезжей части и видел, как постепенно Костя убавил шаг, давая Клэр возможность идти рядом с ним, а потом и вовсе позволил ей робко прижаться к его плечу. Остановившись у дороги, он стал ловить машину. Все время, пока он голосовал, Клэр стояла, спрятав лицо где-то в районе его подмышки, и не шевелилась, боясь спугнуть его руку, лежавшую на ее поджарых, обтянутых черной мини-юбкой ягодицах. Потом они сели в машину и уехали. Андрей так и не появился.
Я тоже поймал такси и отправился в общежитие. Больше мне ничего не оставалось делать, да и к тому моменту я уже немного успокоился. Раз Андрей не прибил меня у ресторана и не стал преследовать Константина, то он, скорее всего, просто решил об нас не пачкаться. Я от души надеялся, что его иллюзии насчет меня полностью развеялись, что любовь его сменится презрением, и он уедет в Питер, чтобы начать новую жизнь. Теперь оторваться от меня ему будет намного легче, ведь он воочию увидел, что я не стою его мизинца. Да и чувства его наверняка подостыли, пока мы были в разлуке, ведь в последнее время он стал реже звонить и больше не ревновал меня к моей московской жизни.
Только войдя в свою комнату, я понял, как сильно измучен. Не раздеваясь, я лег в постель и, удовлетворенный, что все позади, с облегчением заснул.
36
Я сижу один в аудитории. На парте передо мной лежит потрепанная страница с изображением человеческого скелета, вероятно, вырванная из старой медицинской энциклопедии. Взяв ее в руки, я с интересом рассматриваю рисунок, пытаясь прочесть названия костей, подписанные мелким шрифтом, но крошечные буковки словно расплываются перед глазами. Я отвожу уставшие глаза и поднимаю руку, чтобы потереть веки, но… о ужас! Переведя взгляд на руки, я замечаю на коже влажную красноватую паутинку, сначала еле заметную, но становящуюся все более и более отчетливой. Ладони покрываются кровью без боли и без единого пореза, кровь просто сочится сквозь поры, все сильнее и сильнее, стекая по рукам и оставляя вокруг темные липкие следы… Я пытаюсь звать на помощь, но из горла вырывается только слабый сип. «Я умираю!» – мелькает в голове, и я пытаюсь бежать к выходу, но какая-то непреодолимая сила словно повесила мне на ноги пудовые гири. Споткнувшись, я падаю на спину… и просыпаюсь.
Я сижу на скамейке в метро. Наверное, я заснул, пока ждал поезд. Поезд как раз подходит, и я бегу, чтобы не опоздать на него. В вагоне полно народу, но я замечаю, что одно из сидений в углу почти пустует, там сидит всего один человек. Почему же никто не садится на свободные места рядом с ним?.. Я подхожу ближе и замираю, поняв причину его одиночества – у мужчины нет головы! Его голова лежит рядом с ним, аккуратно и бескровно отделенная от шеи по основанию черепа, и смотрит вперед широко раскрытыми глазами… Увидев меня, голова расплывается в улыбке, и, вглядываясь в ее черты, я узнаю лицо Андрея. Я протягиваю к голове руки и поднимаю ее, желая водрузить обратно на плечи. И вдруг голова в моих руках подмигивает и издает оглушительный, раздирающий уши звон!
Я роняю ее и резко вскакиваю на кровати.
– Алло… Мама?..
37
Татьяна Васильевна никак не могла уснуть этой треклятой ночью. Проворочавшись с боку на бок несколько часов и устав от собственных жалобных вздохов, она с покряхтываньем села на кровати, нащупала босыми ногами старые войлочные тапочки и, подумав с полминутки, тяжело поднялась, озираясь в поисках халата. Найдя его на спинке стула, она укутала в него свое грузное, не по годам одрябшее тело и подошла к окну. В это время опять грохнуло, и полупрозрачную стену снего-дождевой пурги, бушующей во мраке ночи, прорезал белый электрический разряд. Гроза в марте?.. Прожив в Ленинграде (для нее он так и не стал Санкт-Петербургом) сорок из пятидесяти лет жизни, она не припоминала, чтобы такое было хотя бы раз. Вечером по телевизору объявили штормовое предупреждение, но про грозу не сказали ни слова. А тут еще, как назло, оба ее мужчины оказались этой ночью не дома. Муж дежурит на сутках, а сына за каким-то чертом вчера унесло опять в Москву.
Андрюшка у нее молодец. Парень вырос что надо – видный, ладный, способный. Жаль, не хочет в институт поступать, решил, как и они, довольствоваться средним специальным. А ведь какая гордость была б для матери! Ну да ладно, зато он рукастый, как отец, и с головой – это уж, само собой, в нее. Жену бы ему хорошую… Думали, нашел. Рано, конечно, ну так что ж? Но уже ясно, что девка оказалась непутевая, с такой каши не сваришь. Она пыталась ему это втолковать, да разве кто мать слушает?.. А ведь как они ее хорошо принимали, со всей душой, с разносолами, и сидела ж, дрянь, улыбалась, глазками хлопала. Вся такая из хорошей семьи. А потом взяла и смылась в столицу нашей родины. Не хочу быть вольною царицей! Хочу, шишига этакая, быть владычицей-над-москвою! И теперь Андрюша собирается тоже ехать в Москву, с нуля начинать самостоятельную жизнь… Да как ее начинать-то, когда сам еще не оперился, ничего не нажил?.. А тут у них бы и крыша над головой, и две мамы-няньки под боком, если что…
Татьяна Васильевна так разнервничалась от этих своих размышлений, что аж голова разболелась. Наверное, все из-за этой ненормальной грозы. И тревога эта… Пройдя на кухню, она зажгла свет, подогрела чайник, налила себе стакан зеленого чаю и, пошарив в одном из верхних кухонных ящиков, достала оттуда пузырек со снотворным. Обычно она не прибегала к таким мерам, эти таблетки – сплошная химия. Но не мучиться же весь остаток ночи. Завтра муж вернется, обед надо готовить. А она сама будет как вареный пельмень… К этому моменту она заметила, что за окном все стихло, гроза закончилась. Вот и славно! Сейчас чайку попьет, таблеточку выпьет и спать. Откинувшись на спинку жесткого кухонного диванчика, женщина еще минутку посидела в задумчивости и незаметно для себя заснула, так и сжимая в руке белый пластмассовый пузырек.
…Внезапно раздался телефонный звонок. От неожиданного резкого пробуждения сердце Татьяны Васильевны упало куда-то вниз. Она вскочила и быстро глянула на часы. Пять утра. Плохое время для звонков. Скверное время.
Подняв трубку и сказав «алло!», Татьяна Васильевна смолкла, побелела и медленно прислонилась к стене. «Да… Да…» Только и вымолвила она за весь короткий телефонный разговор. Медленно положив трубку, она опустила плывущий взгляд вниз и разжала ладонь. В ее руке по-прежнему лежал пластмассовый пузырек, доверху наполненный сильнодействующим снотворным…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
