В вестибюле наткнулся на отца. Тот вскинул голову, посмотрел на часы на стене, показывающие начало двенадцатого, нахмурился, но обошелся без воспитательной работы. Только буркнул:
— Зайди ко мне после обеда, разговор есть.
Как-то вяло проползла в голове мысль, что ему уже тридцать лет, а он сам по себе никто, папин сынок, сидящий на теплом местечке исключительно благодаря родственным связям. И все его только так и воспринимают. И даже если б он после института устроился в другое место и делал карьеру исключительно своими силами, все равно все говорили бы: ага, это только потому, что у евойного папеньки свой банчишко.
Эх, все у него в жизни по-дурацки складывается. И всю жизнь ему кто-то завидует. Чему, спрашивается, завидовать? Это когда денег нет, кажется, что слаще ничего на свете не бывает. А когда они у тебя с пеленок не переводятся, это повседневность. Тогда мечтаешь о чем-то другом, недоступном за деньги.
Их так называемая «банковская история» была вполне банальна, если учитывать, что отец некоторое время был простым таким секретарем горкома партии, не первым, но одним из, да еще и жилищное строительство курировал. Слишком не зарывался, жил сам, давал жить другим, поэтому хоть на самые верха и не взлетел, но благополучно тяжелые времена пережил — с прибылью. Далее во всем продолжал держаться золотой середины, поэтому особых потрясений и не испытывал. Банк его хоть и держался во второй десятке, но был вполне стабилен и давал неплохой доход.
Денис с Яной мало чем отличались от большинства «золотых» деток. Няня, спецшкола, машина с шофером, домработница, дорогие шмотки, поездки за границу. И непоколебимая уверенность, что мир непременно должен под них прогибаться. Почему? Да потому, что они принадлежат к особой касте. Не к тем, кто кланяется, а к тем, кому кланяются. Им это дано от рождения. И даже то обстоятельство, что родители периодически пытались загрузить их домашним трудом, ничего не меняло. Они воспринимали это как «черепа чудят». Яна класса с шестого отчаянно красилась и курила, носила микроскопические юбки и бегала на свидания, в музыкальном училище начала баловаться косячками.
А уже учась в консерватории, она начала вести такую богемную жизнь, что даже мать, до сих пор смотревшая на их с Денисом «шалости» сквозь пальцы, ахнула. Денис всерьез и не без основания подозревал, что сестра колется, но вдруг она познакомилась с Саней, скромным и незаметным третьекурсником-виолончелистом. Парень был из небогатой верующей семьи, с детства прислуживал в алтаре и пел в церковном хоре. Они с Яной были словно с разных планет. И тем не менее через год обвенчались. Что произошло с Яной, каким образом Сане удалось отвлечь ее от наркотиков и привести в церковь, об этом она никогда не рассказывала. Мать сначала заартачилась, но все же родители смогли рассудить здраво: лучше отдать дочь за этого спокойного мальчика не от мира сего, чем потерять ее вообще.
На Дениса перемены, произошедшие с сестрой, произвели впечатление двоякое. Сначала ему подобное обращение показалось каким-то противоестественным, неприятным. Потом заставило задуматься, а все ли в этом мире так, как ему до сих пор представлялось. По крайней мере, он перестал рассматривать окружающих как тупое, ни на что не годное быдло. Затем перестал делить людей на нужных и ненужных. Нет, нужные, конечно, остались, куда без них, но и за прочими он признал право на существование, причем такое, какое им хочется, независимо от его отношения к ним.
Вообще, до недавнего времени Денис считал, что живет вполне правильно и благопристойно, без особых грехов. Не убивает, не грабит, никого не обижает, во всяком случае, умышленно. Женщины? Ну так ведь это все по любви или хотя бы по доброму согласию, в чем тут грех. Господь велел плодиться и размножаться, а к жене испытывать влечение. Нищим копейку подает, родителям — если просят — помогает. Что еще-то? Яна время от времени пыталась скормить ему какие-то христианские истины, типа того, что даже святые отшельники в пустыне не меньше семи раз в день грешили (почему именно семи, непонятно), но он старательно пропускал все это мимо ушей. Рыться в себе, за каждым словом, за каждой мыслью искать какое-то прегрешение? Брр! Но иногда он ловил себя на неприятной мысли о том, что похож на неряху с оборванным подолом. Идет она по улице, радуется жизни и даже не подозревает, что снизу нитки висят. А все это видят.
Ворона все-таки свалилась со штыря окончательно и улетела. Пора было идти к отцу. Не хватало только получить выволочку. Отец любил напомнить, что он, Денис, еще сопливый пацан. Спасибо, хоть не при подчиненных.
Он вышел в приемную, общую с отцом, кивнул головой в сторону обитой вишневой кожей двери:
— У себя?
— У себя, — не отрывая глаз от монитора, ответила секретарша Алена. С тех пор как Денис женился, она перестала ему зазывно улыбаться и носить на работу деловые костюмы, юбка которых была короче пиджака.
Он вошел в кабинет, споткнувшись о край ковра.
— Осторожнее, — поморщился отец.
Денис сел на стул у приставного стола, но отец покачал головой, приложил палец к губам и махнул рукой в сторону балкона. Они вышли, причем отец плотно прикрыл за собой балконную дверь.
— Только тише, — прошептал он.
— Что за пантомима? — поморщился Денис. — Что случилось? Ты боишься, что кабинет прослушивают?
— Возможно. Похоже, у нас назревают неприятности. Вернее, уже назрели.
* * *
Первые звоночки прозвенели еще в прошлом году. Так, мелочовка, с кем не бывает. То отказала система безопасности, то хакеры пытались в сеть пролезть, то сотрудница кредитного отдела попалась на подтасовке. В повседневности это не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Но все вместе потихоньку начало выстраиваться в неприятную комбинацию. А уж последнее открытие и вовсе наводило на мрачные мысли.
— Денис, у нас уходят деньги, а мы не можем обнаружить, как и куда.
— То есть как это? — возмутился Денис. — Такого быть не может.
— Может. Ваше высочество просто в последнее время занято чем угодно, только не работой. Ты синюю папочку проглядывал, нет? А зря. Я весь отдел информационной безопасности на уши поставил. Уходят денежки. Медленно, но верно. Как песок через маленькую дырочку. Понемножку, понемножку. Буквально по копеечке. За последние три месяца двадцать тысяч утекло.
— Рублей?
— Долларов. Спасибо, что не евро.
— Дырку нашли?
— Нет.
— Пап, я не понимаю, как такое вообще может быть. У нас же не амбар с сундуками, откуда можно потихоньку воровать по монетке.
— Тише говори! Скажи, у тебя дома в компьютере есть какая-то финансовая информация?
— Ну какая-то есть, — задумался Денис. — Но ничего такого, что ты имеешь в виду.
— А что еще, связанное с банком?
— Кадры, бухгалтерия. В смысле, зарплата. И такая, и сякая. Ну, в общем, досье на всякого мусье. Но ты мне не ответил, как вообще подобное может получиться?
