А он говорит: а у меня собака-колли и еще машина, да, машинуему Ирка оставила.
Давайте, говорит, за город поедем, золотая осень все-таки.Ну, поехали они в воскресенье в Пушкин там или в Павловск, не знаю точно, и тактам нагулялись! Мальчик с колли бегает, а они под ручку гуляют, природойлюбуются и о жизни разговаривают. В следующие выходные опять он звонит и опятьони за город едут, только в другое место. Потом в гости он к ней приходит, ужебез собаки. Потом идут они куда-нибудь вечером уже только вдвоем.
А потом как-то постепенно, не сразу, но переехал он к нейжить, с собакой, конечно, потому что мальчик собаку очень полюбил.
А Илья с Людмилой к тому времени уже официально развелся ина Ирине женился, она с Игорем тоже уже развелась. Значит, те поженились, а этитак живут, не расписываясь. Игорь парень, конечно, простоватый, вот АлевтинаИвановна видела, но хозяйственный, руки у него из нужного места растут, все вквартире наладил, ремонт сделал, Людмила колли чешет, всего ребенка обвязала, вобщем, все хорошо, а что дальше, пусть Алевтина Ивановна расскажет.
Алевтина вступила в разговор.
— Да, собачья шерсть полезная. А дальше проходит время,года два, Ирина у нас работает, а Илья уволился. Мужики вокруг нее по-прежнемувертятся, но все скопом.
А потом стала я замечать, что чаще всех стал ваш ходить этот,Рубцов. Не так как с Ильей, конечно, было, теперь все тихо, но вижу я его у еекабинета чаще других. В общем, подробностей я не знаю, врать не буду, а толькоИлья Ирку приревновал и даже разводиться хотел, но сначала пошел к Людмиле иговорит ей, что, мол, ошибся он, и что, если примет она его обратно, то он сИркой разведется и к ней жить обратно придет, и дальше будут они вместе сынарастить. Тут и о сыне сразу вспомнил, а когда бросал ее, то о сыне не думал.Это все мне Ирка сама рассказывала, он же ей потом жаловался, дурак. В общем,Людмила ему сказала, что подумает, а сама на следующий день побежала и со своимИгорем заявление подала.
А Илья подергался и обратно к Ирке, потому что она-то с нимразводиться не собиралась, а с этим вашим так только крутила, дляпрепровождения времени. Только Илья ей условие поставил: с этой работы уйти. Атут как раз в сто тридцать девятой поликлинике стоматологическое отделениеорганизовали, она и ушла туда.
Надежда решила направить разговор в нужное русло.
— Ну и как, довольна она новой работой была?
— Довольна, там и платили хорошо, и подрабатывать онамогла, а то у нас-то здесь посторонних людей не пускают.
— А график у нее какой там был?
— Ну, в две смены, утро-вечер, да еще дежурства ночныераз в неделю.
— Она и ночью рабо??ала?
— Да, дежурным врачом, дежурство ее было со среды начетверг, она мне говорила.
Надежда внутренне вздрогнула. Со среды на четверг! Напрошлой неделе в ночь со среды на четверг погиб Володя. Опять совпадение. Аведь если сказать, что зуб болит, то ночью отпустят из дома даже такиебдительные церберы, как рубцовские жена и теща! Пришел к Ирине, старой своейзнакомой, наврал ей что-нибудь, чтобы записала, что он на приеме был, а потомизбавился от очередного свидетеля.
В дверь постучали. Алевтина всполошилась.
— Все, девочки, заканчиваем, сейчас у меня люди науколы пойдут. Надежда, тебе полегчало?
— Спасибо, Алевтина Ивановна, лучше мне.
— А то приходи, укол сделаю, я сегодня до трех.
* * *
Дом был самый обычный, «сталинский», как его называли внароде, то есть построенный в пятидесятые годы. Квартира на третьем этаже тожебыла самая обычная, двухкомнатная, с простой удобной мебелью.
В этой квартире никто не жил, сюда приезжали серьезные люди,садились в комнате, разговаривали не очень долго и расходились всегда поотдельности. Если бы какому-нибудь любопытному соседу пришло в головупонаблюдать за посетителями этой квартиры, он бы заметил, что бывают там восновном трое. Эти трое были главными, остальные были при них, а если уж бытьсовсем точными, то при одном. Этот один всегда приходил позже всех и уходилраньше, вместе с ним уходили телохранители, они все открыто садились в машинуво дворе, еще одного мужчину тоже дожидалась машина просто с обычным шофером, акрупный, довольно пожилой, уходил пешком, однако шел своим ходом всегополквартала, а потом тоже садился в машину, черную «Волгу».
На протяжении своей длинной и трудной партийной карьерыНиколаю Степановичу приходилось общаться с самыми разными людьми. Среди нихвстречались очень и очень опасные, страшные люди, но таких, как МатвейИванович, ему встречать не приходилось. Перед каждой встречей с ним, он долгособирался с духом, чтобы сохранить при нем всю свою выдержку, не сбиться савторитетного начальственного тона, не утратить низкий, твердый, командныйголос, не пустить петуха. Он боялся Матвея до помрачения рассудка. Но этотстрах показывать было нельзя. Николай Степанович держался на страшномнапряжении воли, на многолетней партийной дисциплине, на беспредельном умениинадевать ту маску, которая требуется в данный момент, чего уж греха таить — набеспредельной партийной изворотливости, на инстинкте самосохранения. Он приучилсебя видеть действительность такой, какой нужно; и эта способность служила емутеперь, как никогда. Он должен был видеть в своем собеседнике, МатвееИвановиче, партнера по бизнесу. И он видел именно его и даже мысленно называлего Матвеем Ивановичем, хотя прекрасно знал, что человек в дорогом, нобезобразно сидящем на мощном тяжелом теле английском сером костюме, человек спудовыми кулаками в седовато-рыжих волосках (татуировки с этих рук вывели забешеные деньги — какой же бизнесмен в татуировках, — но все тело подкостюмом было так разрисовано, что в бане Николай Степанович частенько терялнить разговора, заглядевшись на какой-нибудь еще незнакомый сюжет), хотяпрекрасно знал, что сидящий напротив него пожилой человек с редкими зализаннымиволосами и тяжелым взглядом маленьких близко посаженных глаз — Кастет,всесильный уголовный авторитет, главарь «симбирской» группировки, на чьем счетустолько покойников, что впору открывать частное кладбище.
Третьим в комнате был Сергей Сергеевич, настоящий бизнесмен,способный экономист и блестящий администратор. Вот с ним Николаю Степановичубыло легко, таких он перевидал на своем веку сотни.
Правда, тогда они не назывались бизнесменами, тогда ониназывались хозяйственниками, и когда Николай Степанович вызывал их в свойкабинет «на ковер», они тряслись и бледнели, стараясь скрыть свой страх отнего.., как он сейчас старается скрыть свой страх от Кастета.
И они трое были необходимы друг другу.
Николай Степанович вносил в общее дело свои огромные связи,сохранившееся еще влияние, доступ к финансовым и властным возможностям партии,кредитам и фондам.
