– В самом конце прошлого года. Вспомни, ты еще пьяный был.
– Мало ли что сбрехнешь, когда поддатый, а ты и поверил. Я, может, в следующий раз налимонюсь и заявлю, что Венеру Милосскую трахал. Тоже поверишь? Эх, ты, одно слово – Муська.
Веня обращает ко мне улыбающуюся морду, как бы приглашая повеселиться над наивностью приятеля. Но я его не поддерживаю.
– Слушай, Веня. Я ищу убийцу Марго. Ты понял, парень, в какую историю влип? Давай так. Или выложишь все как на духу, или завтра я вернусь с серьезными ребятами. По винтикам тебя разберем, а вот сумеем ли заново в нужном порядке собрать, не гарантирую.
– А че рассказывать-то? Ну, спал я с Марго. Это не криминал.
– И ребенок от тебя?
– Ну, – усмехается Веня, дыша мне в лицо ароматом зубной пасты.
– Что-то тут не стыкуется, парень. Марго из себя раскрасавица… была, и папаша ее был не последним человеком. Сообрази, кто она и кто ты. Как же так получилось? Ты что, ее изнасиловал?
– Ни боже мой, сама. Правда, стеснялась очень, робела. Но сама. Странная какая-то, не в себе будто. Тихая, на все согласная, что с ней хочешь, то и делай. Просто надо настырным быть, напористым. Я вроде как у нее первым оказался. А мог быть и другой.
– А потом почему драпанул? Папаша состоятельный. Стал бы ты зятем, катался как сыр в масле. Чего еще надо?
– Свободы, – и физия Вени обретает тупую торжественность.
– Послушай, приятель, неужто тебе ни разу не захотелось взглянуть на свою дочурку?
– А то нет. У меня тоже отцовские чувства имеются.
– Ну и что, повидал?
– Ага, еще как повидал, – кривится Веня. – В прошлом году как-то узнал номер мобильника Марго… случайно, – подчеркивает он, – ну и перед самым Новым годом звякнул. Поздравил с наступающим и сказал: «Желаю с дочкой познакомиться, родная кровь как-никак». Тут она перепугалась – я это сразу почувствовал, и заявляет, что дочь в Англии учится. «Ладно, – говорю, – как приедет на каникулы, так с ней и встречусь. Я теперь часто, каждую неделю буду тебе звонить, разузнавать про нее». Марго вроде согласилась. Спросила, где живу. Я сдуру-то и ляпнул. Вырвалось – сильно бухой был. Тогда, кстати, и Мусе про дочурку сболтнул. А на следующий день, вечерком, подошли ко мне двое, спросили: «Ты такой-то?» – «Ага, – отвечаю, – он самый». Ну они и вломили мне по полной программе, только в больнице очнулся.
– И больше ты Марго не звонил?
– Я что, шизик? Я вообще, можно сказать, прикинулся мертвым и затих.
– А как ты думаешь, Марго сама тех двоих наняла или кому-то пожаловалась, а тот уже принял меры?
– Не в курсах. На Марго не слишком похоже, ей главное, чтобы ее никто не трогал. Она клопа раздавит, расстроится.
– Значит, муж? Или отец?
– Ну мужу она бы сказать постеснялась… Отец? Не думаю. Мужик он был интеллигентный. Наверняка для начала захотел бы со мной поговорить, убедить, чтобы оставил Марго в покое. Может, отступного дал…
– А ты на это и рассчитывал? Признавайся, здесь все свои.
Парень, не отвечая, лыбится во весь рот.
– Кстати, о своих родителях Марго ничего не рассказывала?
– Не-а. Да мы почти что и не разговаривали. Некогда было… – И Веня, ухмыляясь, делает непристойное движение, объясняющее, чем он занимался с Марго…
* * *
Следующим вечером паркую «копейку» рядом с жилищем директорши «Заморья». Жду, бессмысленно таращась на окружающий бледно-синий мир, перечеркнутый черным перекрестием дорог. В мокром асфальте, как в реке, дробным золотом посверкивают отражения фар встречных машин. Время идет, все вокруг темнеет.
Наконец в матовом сумраке, как акула в вечернем море, появляется длинное авто, неся перед собой свет горящих фар. Проплывает мимо моей «копейки» и намеревается въехать во двор. Выпав из своей тачки, подлетаю к золотисто мерцающей «японке» и демонстрирую липовое удостоверение, надеясь на то, что в полутьме «заморша» вряд ли разберет, что за ксиву ей подсовывают. Опустив стекло, она сухо осведомляется:
– Что вам, собственно, нужно?
– Я расследую смерть Марго. Хочу побеседовать с вами.
– Меня уже расспрашивали ваши коллеги. Я откровенно заявила, что не имею ни малейшего представления о том, кто и почему убил Марго.
– А вы пригласите меня к себе на чаек. Может, выяснится кое-что.
– А вы чересчур напористый молодой человек.
– Вообще-то я скромняга, сам не разберу, что такое со мной стряслось. Обнаглел до невозможности.
– Хорошо, я скажу, чтобы вас пропустили…
И вот уже вслед за директоршей поднимаюсь на третий этаж и вваливаюсь в суперэлегантную, как ее хозяйка, фатеру, где господствуют два изысканных цвета: топленого молока и кофе со сливками. Судя по всему, грубая мужская лапа здесь практически не ступала. Разве что сантехник забредет ненароком, да и то после него помещение проветривается, драится до зеркального блеска и опрыскивается духами с тяжелым, томным, возбуждающим ароматом. Раздеваюсь, напяливаю тесные шлепанцы, ощущая себя слоном на коньках.
Мы сидим в бежевых креслах гостиной и интеллигентно, крошечными глоточками, смакуем черный кофе, ставя хрупкие бело-золотисто-бордовые чашечки на журнальный столик со стеклянной столешницей, и мне кажется, что вот сейчас неуклюжим движением раскокаю или чашечку, или столик. И, возможно, от этого ощущаю себя скованно и неловко.
Разговор не клеится. Прихватив намазанными темной помадой губами длинный мундштук, шефша закуривает. Мужеподобная дамочка с немного лошадиным лицом и безжалостными прозрачными глазами. Ее глубоко вырезанные ноздри то и дело трепещут, как у кокаинистки.
– Погодите, – приподнимает она прямые густые брови, – не вас ли я видела на похоронах Марго?
– Абсолютно верно, – признаюсь я, думая при этом: ишь ты, вроде была вне себя от горя, а зоркости не утратила, и глазки, слезками залитые, заприметили многое.
И в этот миг на меня внезапно накатывает вдохновение, окрыляя и делая все простым и легким.
– Предлагаю договор. Я назову имя убийцы Марго. А вы – с предельной искренностью – ответите на мои вопросы.
Она вздрагивает – или это мне кажется? Молча затягивается. Отвечает:
– Согласна.
– Ладно. В таких случаях принято делать эффектную паузу, но мы не в театре, а я не лицедей…
Однако паузу делаю – видно, есть во мне актерская жилка. Директорша, побледнев, впивается взглядом в мои губы. Когда, наконец, произношу: «Отец Марго», она осторожно выдыхает, и по этому беззвучному выдоху понимаю, какое ее распирало напряжение.
– Сначала он заказал свою жену, – поясняю я. – Не мог стерпеть, что она предпочла ему женщину. А затем, когда узнал, что дочурка пошла по той же дорожке, порешил ее – и тоже чужими руками. Сожалею, но вам не суждено испытать радость возмездия – слишком он далеко, не достанешь.
