Сокамерник тронул Ляззат за плечо и сказал безучастно:
— Я тоже пойду, приготовлюсь… Уже половина восьмого. Надеюсь, у тебя все в порядке?
Ответа не стал ждать.
Наблюдая повадку Ляззат, я ещё в первую встречу отметил, как часто она меняет положение длинных ног. Наверное, механически. Демонстрирует, понимая, насколько красивы. Даже в мешковатых спортивных брюках.
— Куда меня привезли? — спросил я. — Объясните.
— Город называется Астана. Мы в доме Ибраева. Все, что с тобой происходило до этого утра, закончилось. До этого ты считался личным гостем подполковника… Он занимался тобой как частное лицо. Как специалист, предоставляющий консалтинговые услуги крупной коммерческой фирме. К его служебному положению на государственной службе ваши с ним отношения до сегодняшнего утра не имели и не будут в будущем иметь никакого отношения. Через…
Ляззат взглянула на часы.
— …полчаса придет машина, и тебя отвезут в следственный изолятор департамента комитета национальной безопасности, на улицу Кенесары. Тебе предъявят обвинения в убийстве Усмана Ирисова, устройстве террористического акта и убийстве трех человек в ресторане «Стейк-хауз», оказании сопротивления правоохранительным органам и…
— Изнасиловании Ляззат… Твоя фамилия не Ирисова после замужества? закончил я её фразу.
— Бэзил, не хорохорься… Здесь есть люди, которые ногой открывают такие двери в Москве, к которым твоему начальнику вообще не подойти, даже если он запишется на прием за год до этого. Запомни… Москва, если за тобой она, тебя здесь не защитит. Не захочет. Все давным-давно схвачено на верхах. Обговорено и поделено. Остальное — суета, как говорит мой муж, для подчиненных, подведомственных и подследственных. Вообще, приготовься к худшему. У Ибраева есть ключик к тебе. Он питает к тебе уважение как к профессионалу, я точно знаю, а поэтому действовал до сих пор, скажем, э-э-э… традиционными методами. Битье, наркота в вену… Нечто личное. Неофициальное. Тебя пока только пробовали. В неформальной обстановке, что ли… Теперь Ибраев использует свой ключик, да не один, против твоей закрытости, я знаю твердо, потому что обычный подход не сработал… При этом будет чувствовать, что унижает себя этим. Остервенеет и сделается опаснее. Вообще опаснее, для всех, не только для тебя… Но из-за тебя. Однако, выбора ты ему не оставил. Вот так вот, господин иностранец… Ты ведь не русский?
— Русский, — сказал я. — Недавно стал… Почему ты мне рассказываешь все это? Дешево выглядит… Злой следователь — Ибраев. Добрый — ты… Давай объяснимся по главному пункту. Что значит быть гостем частника Ибраева, я прочувствовал. Взяли, побили и слегка изувечили. А каково оказаться подследственным официального чиновника от безопасности Ибраева? Ты можешь сказать определенно, зачем все эти подходы издалека, какова их главная цель? И ещё — какая же фактическая разница для меня между двумя этими положениям, что — хуже, а что — лучше?
— Лучше, если бы ты вообще не приезжал… А хуже… Худшее для тебя второе… Тебя ведь могут засадить за шпионаж. Мне кажется, теперь ты уже в двойной западне… Частной и правительственной. Одновременно… Одной ногой там, другой — здесь… Ну, все! Еще предстоит подборка подходящего пальто. Твое московское не годится. На улице мороз ниже тридцати и ветер… Да оно и в не товарном виде теперь. Шапка ещё понадобится! Будут выводить на свежий воздух размяться. На час в сутки…
Мне кажется, я начинал разбираться в силовых полях, свирепствующих в атмосфере, почему не сказать и так, над моей буйной головушкой. Ефим Шлайн предпринял свои действия, в результате которых я оказался в плену, без санкции высшего начальства. Или, во всяком случае, такого начальства, которое видит отношения между Москвой и Астаной шире и почти по-старому, в отличие от верующих в новые суверенитеты наивных формалистов более по-партийному, если считать аппаратчиков всех стран единым интернационалом. Меня попытались вонзить в нечто на самом-то деле непробиваемое, в нечто, что может развалиться, раскрошиться, но не стать податливым. Получалось как бы, что я — слишком мягкого металла пробойник, а Ибраев — непробиваемый монолит…
Документы, за которыми меня послали, принадлежали и Москве, и Астане. И компрометировали людей из обеих мест в равной степени. Шлайн и Ибраев, по сути, служат одному общаку. И, видимо, знакомы. Вот в чем дело. Возможно, они и хотят служить вместе, объединяя усилия, какому-то общаку, который бы воплощал добро. В их, бывших выпускников Краснознаменной школы имени Андропова, понимании. Которое начинает расходиться с пониманием добра нынешними интернационалистами. Шлайну и Ибраеву приходиться мучительно решать: как поступить — по закону, которым следует руководствоваться, или по понятиям высших начальников? Так появляются два подхода. Частный, неформальный, что ли, который на мне уже опробовали. И официальный, который предстоит испытать. Если это испытание я пройду.
Усман Ирисов, например, не прошел.
— Никаких новостей по убийству Усмана? — спросил я, прикончив третью чашку кофе. Я бы и четвертую выпил, если бы оставалось в кофейнике.
Ляззат неторопливо допивала чай с намешанным маслом, по-казахски.
— Нет, но я добуду эти новости, — сказала она жестко.
— Еще вопрос. Служебный. Можно? Этот надутый тюлень Иван Иванович в пиджаке от «Версаче», мой сокамерник, он — кто?
— Мой муж, — ответила Ляззат. — И не сокамерник. Так только говорится… Сосед. Дверь твоей камеры будет напротив, через коридор. В комитетском сизо одиночки.
Связь, подумал я, мне любой ценой нужна связь со Шлайном или Матье.
Ляззат снова переменила положение своих длинных ног, у которых словно бы имелось по паре колен на каждой. Действительно, было на что посмотреть даже в мешковатых спортивных брюках.
2
Белая «Волга» катила по мерзлым проспектам «азиатской Бразилии», новой казахской столицы, бывшему Целинограду ныне Астане, переезд правительства в которую буклет, подсунутый в «Боинге», величал «Великим кочевьем Назарбаева». Везли меня вольно, на заднем сиденье. Выданный Ляззат бараний тулупчик выглядел нищенски подле норкового пальто авангардного оттенка «аврора» на её муже, уместившемся рядом. Дальше сидел Ибраев в однобортной шинели и без фуражки, которую пришлось снять из-за тульи, не помещавшейся между его головой и крышей машины. Я обратил внимание, что правую руку «сокамерника» перед выходом из коттеджа подполковник пристегнул наручником к своему левому запястью.
Рулил прапор-русачок. За пределы спинки второго переднего кресла выдавались широченные плечищи человека в штатском без головы. Во всяком случае, над спинкой её не было. Чуть наклонившись, я разглядел удивительно короткого батыра с детским добрым лицом. Кисти непропорционально длинных рук, лежавших на коленях, выдавались вперед и раскачивались в такт движению машины. Под ними лежал штурмовой «калашников».
— Прокатите гостя, подполковник, по новой столице, — то ли попросил, то ли распорядился муж Ляззат.
— Выполняйте, Сергей, — сказал Ибраев.
