– Допустим. Но почему ты сейчас позволяешь Братству существовать?
– По той же причине. Мир шаток и неустойчив. Достаточно одного потрясения, чтобы все то, что удалось спасти после катастрофы, вновь обрушилось в бездну – уже безвозвратно.
– Ты считаешь, Братство может и далее выполнять функцию страховки? Или, может, даже функцию контроля?
– Нет. Но предложи мне альтернативу.
– Ты.
– Нет. Я не возьму это на себя. Я убийца, палач, каратель. Не спаситель и не строитель светлого будущего, – Коста покачал головой. – Ты знаешь, кто я, Теодор. И я не понимаю, почему ты предлагаешь мне то, от чего отказался сам.
– Мы оба по горло в крови, – согласно кивнул основатель Братства. – И еще неизвестно, на ком крови больше.
– На тебе, – это было не обвинением, а всего лишь констатацией факта. – Ты участвовал в войне, и под твоим командованием…
– Я помню, – поморщился Теодор. – Пожалуй, ты прав. И все же, вернемся к Братству. Я не знаю, каковы их цели в ближайшем будущем, но уверен в том, что они уже бесполезны и даже вредны для этого мира. И только нам с тобой теперь решать их судьбу.
– Кейтаро-дону, – произнес Коста.
– Что?
– Ты забыл упомянуть Кейтаро-дону.
– Когда ты его видел в последний раз? – сорвавшаяся с губ усмешка отдавала горечью. – А я его видел еще раньше. Решать нам с тобой, Коста. И решать сейчас.
– Кто мы такие, чтобы решать судьбу мира? – произнес крылатый. Произнес так, что было ясно – он знает ответ, знает этот своеобразный ритуал.
– Мы? Мы дети этого мира. Или дети этого ада, называй как хочешь. И кроме нас, решать некому.
– Альтернативы Братству у тебя нет. У меня тоже. Поговорим об этом, когда она появится, – крылатый развернулся и расправил крылья, готовясь взлететь.
– Остановись, – холодно произнес Теодор. И Коста почему-то послушался.
– Братство не выполняет своей миссии в полной мере. Я это знаю. Но лучше так, чем ничего.
– Смотри в оба, Коста. Иначе мы оба пожалеем, что Терра уцелела в двадцатом году.
– Я смотрю. И не вижу никого и ничего, способного заменить Братство.
– Мы можем создать Братство заново.
– Тебе мало одной ошибки? Уверен, что не допустишь ее заново? Нельзя собирать плоды с дерева, если оно уже дало однажды отравленную пищу, Теодор. И ты это знаешь.
– Если нет уверенности в том, что плоды смертоносны, лучше рискнуть вкусить их, чем умереть от голода, – насмешливо отозвался немец.
– Лучше – найти здоровое дерево. Хватит. Если я пожелаю поговорить метафорами, я отыщу Кейтаро-дону.
– Ты же сам понимаешь, что мы не найдем его до тех пор, пока он сам того не пожелает.
– Разговор теряет всякий смысл. Дай мне того, кто заменит Братство – и я помогу тебе уничтожить выродившееся потомство. Или же не мешай.
– Хорошо. Мы встретимся здесь же, через три месяца. И я назову тебе имя, – Теодор развернулся и пошел прочь от озера.
Коста долго смотрел ему вслед, чувствуя странное облегчение. Они родились в разные годы и в разных странах, но их связывали две вещи: оба были по горло в крови, и обоих прокляли искупать это. Но в отличие от немца, крылатый свое проклятие благословлял.
Он долго смотрел вслед собеседнику, даже когда тот скрылся из виду. Лишь после того, как птицы сообщили, что Теодор покинул пределы леса, Коста позволил себе сделать шаг назад и погрузиться в теплую купель озера.
II. VII.
"Здесь есть все, только нет души,
Вместо росы белый жемчуг дрожит."
Лето в две тысячи семидесятом году выдалось удивительно разнообразным: сперва жаркий, душный июнь, с которым ничего не могли поделать даже специалисты из "Overtown" – установки климат-контроля могли лишь немного корректировать погодные условия, но не менять их полностью. После изнуряющего пекла трех недель июня, последние его дни радовали восьмидневными проливными дождями – контрольщики делали все возможное, но тяжелые тучи никак не желали расступаться, да и просто отогнать их не представлялось возможным. Куда отгонять, если тучи повсюду? От самого Петербурга до Выборга и Приозерска, да и в другую сторону, до Луги – сплошь серо-свинцовое, тяжелое небо и затяжные дожди, то и дело переходящие в неуемные ливни.
К четвертому июля погода сменила гнев на милость. Весь второй месяц лета температура уверенно держалась в пределах двадцати двух – двадцати восьми градусов днем и опускалась до семнадцати-восемнадцати ночью. Изредка на Петербург обрушивались стены ливня, но ненадолго. Сегодня же, в ночь с тридцать первого июля на первое августа, дождь зарядил с двух часов ночи и заканчиваться явно не собирался.
Учебник выскользнул из пальцев и взмахнув страницами рухнул на пол. Стас проводил его тоскливым взглядом – вставать не хотелось.
– Ну и черт с ним, – сказал он себе. – Я и так подготовился идеально.
Натянув плед на плечи, юноша прижался лбом к холодному, мокрому с обратной стороны стеклу. Вставать завтра надо было в девять утра, и, казалось, ему стоило бы выспаться перед первым экзаменом – но не тут-то было. Провалявшись в постели часа два, будущий студент осознал всю бесплодность подобного времяпрепровождения и отправился в который раз перечитывать методичку для поступающих. Вениамин Андреевич уже спал, и Стас, не желая будить приемного отца – стол стоял в изголовье кровати инженера – забрался с ногами на широкий подоконник, прилепил к стеклу переносную лампу, задернул шторы, чтобы свет не проникал в комнату, и принялся штудировать "Основы психологии".
Свою будущую профессию бывший бандит выбирал долго, немало поспорив по этому поводу с Вениамином Андреевичем. Тот считал, что выбранная специальность должна отвечать трем критериям: прокормить своего обладателя, не вызывать негативных чувств, как всяческая юридическая муть, и обязательно быть технической – тогда работу найти можно будет всегда. А вот Стас придерживался несколько иного мнения. Во-первых, он не любил точные науки. Во-вторых, не хотел учиться ради работы – у него была цель глобальнее, чем прокормить себя и свою семью, каковой он обзаводиться не собирался. А в третьих… в третьих, выбранная специальность должна была помочь ему изменять мир. В какой-то момент юноша даже подумал, что был бы готов поменяться местами с Грандом – политическая карьера открывала грандиозные перспективы. Но таковой возможности не было, а закончить юрфак и всю жизнь пытаться подняться выше, чем чиновник средней руки, Стас не хотел. Он перебрал, наверное, все возможные профессии, пока не решил отталкиваться не от работы, которую сможет получить благодаря диплому, а от реальных знаний, полученных в университете. И тогда выбор оказался удивительно прост.
Для того, чтобы менять мир, надо изменить общественное сознание. А для этого необходимо понимать это сознание, знать, о чем думают люди, чем они живут. Помечтав о телепатии, Стас вздохнул – и отнес документы на факультет психологии в ВИП.
