Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Алексей болтал, сам не зная что и не вполне понимая, как из его уст выплескивались очереди слов. Их поток на время стал его защитным панцирем, кольчугой. Она засмеялась, запрокинув голову, и Алексей не преминул воспользоваться моментом ослабления обороны, как ему показалось, скорее внешней, чем действительной.
– Как тебя зовут? – Сам того не подозревая, Алексей пожирал ее глазами.
– Аля, – ответила она просто и с вызовом посмотрела ему в глаза, – а тебя?
– Алексей. Видишь, вот и познакомились. Я еще в бассейне хотел с тобой поговорить, но ты так быстро исчезаешь…
– Это просто так ты хотел…
И они вместе прыснули от смеха – нервного, детского, разряжающего каждую секунду возникающую напряженность. А затем Алексей опять взглянул на девушку, уже с меньшей примесью прежней опаски, и отметил про себя, что ему очень нравится ее дерзкая мальчишеская челка и розоватые, немного пухленькие губки, слегка приоткрытые и придающие выражению лица притягательную томность.
– Где ты так плавать научилась?
Спортивная тема была Алексею немного ближе, немного легче для новых зацепок в продвижении к ней, неведомой и влекущей какой-то странной, потрясающей силой. Но он, вероятно, угадал, потому что на ее лицо набежал свет радости.
– Я много лет занималась очень серьезно, но теперь уже, пожалуй… – тут она осеклась и немного смешалась, очевидно, хотела что-то рассказать, но передумала, – но теперь это уже в прошлом… Со временем надо выбирать между спортом и остальной жизнью.
Модуляция ее голоса слегка изменилась, он стал ниже и приглушеннее. На лице вместе с короткой тенью печали или сомнения появилась трогательная полуулыбка.
– Это как?
Неспешной походкой они незаметно вышли на Первомайский проспект, о чем возвестило протяжное гудение троллейбуса. Аля остановилась.
– Мы пришли, дальше я еду на троллейбусе, – сказала она вместо ответа тихо и серьезно.
– Ммм… может, пройдем еще остановку пешком, сама погода просит тебя об этом? – Алексей говорил твердо, но глаза его смотрели почти что умоляюще, и, похоже, ей это было приятно. Он отчаянно искал зацепку. А она улыбнулась как-то ободряюще, с оттенком снисходительной чуткости и, как показалось Алексею, глубоко упрятанной примесью лукавства. По ее лицу с еще детскими щечками скользнул майский луч, осветил его и согрел, и Алексею уже мерещилось, что ей тоже не хочется расставаться, по крайней мере так скоро. Опять какая-то сторонняя сила вмешалась, чтобы помочь ему и приковать ее внимание. Единственное, чего он боялся, так это испортить разговор каким-нибудь неловким жестом или случайным казарменным выражением. И потому он еще тщательнее выверял фразы, взвешивая каждое слово, как будто случайно попал на важный экзамен.
– Ну хорошо… – согласилась новая знакомая, и Алексей с благодарностью взглянул на ее сжавшиеся губки, про себя заметив, что они просто великолепны в моменты принятия решения.
И они прошли еще остановку, затем еще одну и потом уж окончательно побрели пешком, утопая в теплом тополином пуху, который, как первый снег, запорошил улицы, предвещая теплое лето. От восторга у курсанта пересохло горло. И если бы он жестоким самоконтролем не сдерживал движения своих рук и ног, то, верно, танцевал бы и подпрыгивал вокруг девушки, как щенок, которого поманили кусочком сильно пахнущего сыра. Уже совершенно не следя за маршрутом, Алексей сопровождал свою благосклонную спутницу, увлекшись разговором и своими осторожными наблюдениями за нею. Она сама как бы нехотя поведала, что, несмотря на рост спортивных результатов и совершенно реальные перспективы попасть в команду страны, сознательно отказалась от такого пути, чтобы получить образование. Он же рассказал, что занимается в училищной команде и готовится принять участие в чемпионате ВДВ в августе. Затем неожиданно они стали говорить о Есенине, которого он, как, впрочем, и других поэтов, почти не знал и еще меньше жаловал. Алексею порой становилось неловко за свои пробелы, и он пошел в наступление, настаивая, что стихи преимущественно бесполезны, поскольку являют собою тоскливое нытье экзальтированных и не верящих в себя существ. Она же с жаром отстаивала мысль, что стихи играют роль подкидного мостика гимнаста, потому что в момент прочтения резко разжимается и подбрасывает эмоциональное состояние до небес. Говоря о стихах, Аля даже остановилась и заявила, что они дают более глубокое понимание мира, которого не хватает большей части живущих. «Ничто так глубоко не проникает в душу, как звук и ритм, и в этом они больше похожи на песни, чем на содержательные романы», – книжно выразилась Аля, и Алексей подумал, что это вовсе не ее слова, а где-то вычитанные и заученные. Но ему было приятно слушать ее рассуждения, вероятно, еще и потому, что они были так непохожи на те речи, которыми питались его уши последние годы. Она же так увлеклась, что неожиданно прочла несколько строк Есенина о переживаниях собаки, у которой отобрали и утопили щенков. И действительно, после ее слов волна нежности и сладкого, волнующего предчувствия прилила к душе, но Алексей с усилием отогнал ее. «Не забывай, дружок, что при всяких обстоятельствах ты должен быть пусть не грубым, но, как минимум, суровым – в этом мужская суть», – приказывал он себе. В ответ он сообщил, что для него гораздо больше значат суровые книги, а стихи только мешают там, где царствует сила. И она опять не согласилась, заявив, что бывают разные проявления силы, и сила механическая, буйная и убийственная, которая пропагандируется у них в училище, на самом деле вовсе не та сила, к которой следует стремиться. Что истинная сила духа проявляется в вере в добро, милосердии и созидании. Нет, она, конечно, уважает здоровых ребят с развитой мускулатурой, как в американских кинобоевиках, но в жизни все совсем не так. «Это сугубо женское, слабое представление о силе», – подумал Алексей, но ничего не сказал, а только наблюдал за ее живо шевелящимися губами и широко распахнутыми с кофейными зернами зрачков глазами. Она продолжала прозаичнее и трагичнее рассказ о соседе-солдате, потерявшем обе ноги от взрыва на мине в Афганистане. И по ходу короткого, неумолимого повествования зрачки ее сужались, черты лица заострялись, и оно приобретало трагически-скорбное выражение. И теперь, заканчивала Аля, когда она видит порой, как престарелая мать толкает с постоянно влажными от слез глазами его инвалидное кресло, какая неизлечимая безнадежность сквозит в помутневших глазах этого парня, сердце ее сжимается и ее терзают сомнения в справедливости его судьбы. Алексей несмело возражал, что он защищал интересы родины, что в этом всегда состоял мужской долг и так диктовала мужская честь. «Отчего же он теперь забыт всеми? И какова его судьба? Разве такого будущего он хотел, когда учился в школе?» – вопрошала Аля настойчиво, и он не сумел найти ответа на вопрос.
Но затем по инициативе Алексея они плавно вернулись к стихам, он улавливал, что эта тема ей приятна, а значит, сулит больше расположения к нему, если только он постарается стать добросовестным слушателем.
– А что Есенин, ты любишь его стихи, или это дань земляку?
– Вообще-то и то и другое. И третье – у меня скоро выпускной экзамен, и я готовлюсь.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
