Прошлой ночью она призналась ему в любви. А что он сказал ей?.. Ничего.
Камерон отвернулся, чтобы не чувствовать этого нежного запаха, не видеть ее, спящую рядом с ним. Тяжело вздохнув, он уставился в потолок. Она предложила ему всю себя снова. И снова ему было нечего предложить ей взамен.
Лекси спала рядом с ним так тихо, так безмятежно. Он опять повернулся к ней, прижал к губам прядь темных волос.
Ему очень хотелось поверить в вечную радость, любовь и мечты. Но он до сих пор был заложником своего прошлого.
Накручивая на палец ее шелковистый локон, Камерон понял, что мучило его все эти пять лет. Это были не просто воспоминания о Лекси. это были все его запутанные, противоречивые мысли о любви, браке и взаимных обязательствах. Лекси разбудила его чувства, он больше не мог отмахиваться от этих вопросов. Старый дом, воспоминания о матери, о его одиноком детстве вытащили его страхи на поверхность. Лекси же олицетворяла этот страх.
Лекси воплощала все, в существование чего он уже перестал верить, всю чистоту любви, которую он не чаял найти. У него не укладывалось в голове, что это правда, что протяни он руку — и она не исчезнет, как мираж в пустыне.
Теперь ему страстно хотелось взять то, что она так щедро предлагала ему. Но ведь и ему надо было что-то предложить ей взамен. Они не могли так жить. По крайней мере долго. Он должен заплатить любовью за любовь.
Вздохнув, Камерон оторвался от Лекси и спустил ноги с кровати. Надо уехать отсюда, привести мысли в порядок. А для начала не мешает выпить кофе.
На него снова навалилась эта тяжесть, которую он надеялся сбросить с плеч, уехав из Вашингтона. Дурак, не из Вашингтона надо было бежать! Надо бежать от самого себя. А вот это как раз оказалось невозможно.
Возвращаясь в Блоссом, он лелеял слабую надежду, что найдет тут отдых от своей безумной жизни, чистые радости своего детства — лес, ручей. Иду… и Лекси. Он прогнал все болезненные воспоминания о матери, о маленьком старом доме, о разрыве с Лекси. Он почти поверил, что прошлое отпустило его.
Он убедил себя, что сможет жениться на Лекси и зачать с ней ребенка, не испытывая никаких чувств. Безусловно, это было самым большим заблуждением в его жизни.
Наклонившись, Камерон поднял с пола шорты и футболку, быстро оделся и тихонько вышел из комнаты, стараясь не разбудить Лекси. Он не был готов увидеть ее глаза, полные любви к нему.
Эта рана никогда не заживала в его душе. Он даже не помнил, в какой момент это началось. Неужели когда-то он жил без этой боли, которая ни на минуту не отпускала его? Неужели можно представить себе жизнь без нее?
Неожиданно Камерон понял, что боится этого — прекращения боли. Она защищала его от чего-то неведомого, защищала его от Лекси, от той минуты, когда она разлюбит его…
Звонок телефона прервал поток его безжалостных мыслей. Плюхнувшись на диван, он взял трубку.
— Камерон?
— Фил!
Наклонив голову, Камерон прижал трубку к уху. Он не знал, чей голос ожидал услышать на другом конце провода, но определенно не голос своего редактора. Его жизнь в Вашингтоне казалась такой далекой из Блоссома, где он с головой и окунулся в водоворот эмоций.
— Что случилось?
— Куча всего. Надеюсь, ты уже отдохнул.
Камерон прекрасно знал эту нотку энтузиазма в скрипучем голосе Фила. Не иначе как назревал какой-то большой скандал.
— А что у вас там?
— Хэмптон, — изрек Фил.
Это имя принадлежало авторитетному сенатору, избранному уже на третий срок. Камерон начал собирать на него компромат как раз перед своим вынужденным отпуском.
— История близится к развязке.
— Что произошло? — спросил Камерон, чувствуя прилив энергии.
— Полиция Колумбии арестовала сегодня ночью его первого помощника, Тома Беннета. Он снял переодетую агентшу. — Тут из трубки послышалось лающее хихиканье. — Самое смешное, что перед тем, как предложить ей плату за услуги, он повез ее в шикарный отель и выдал целую историю о том, каким образом его босс недавно загреб кучу бабок и как он не прочь ими поделиться.
Камерон едва заметно улыбнулся.
— Они с Хэмптоном стоят друг друга. Как много он выболтал?
— Только что Хэмптон крутит с каким-то лоббистом, больше ничего, — сказал Фил уже вполне деловым голосом. — Но полиция настроена серьезно, и пресса тоже на ушах. Лишь ленивый не гоняется за новостями об этом деле. Камерон, тебе необходимо быть здесь. Ты единственный, у кого есть связи в окружении Хэмптона. Ты знаешь все входы и выходы.
Камерон застыл от неожиданности. Уехать теперь, оставить Блоссом, Лекси?
— Камерон, ты слушаешь?
— Я слушаю, Фил. — Трубка чуть не выскользнула из его ослабевших пальцев. — Я думал, у меня есть еще месяц.
— Возьмешь еще месяц, когда эта история закончится, — беспечно предложил Фил. — Послушай, Камерон, мне ли не знать, что тебе нужен отдых. Но у тебя уже совсем другой голос! Эй! Ты уже чувствуешь себя лучше, не правда ли?
Камерон устало прикрыл глаза. Да, он чувствовал себя намного лучше.
— Конечно, — сказал он.
— Это скандал года, Камерон. Судя по твоему голосу, ты уже достаточно отдохнул. Ты же вообще не хотел никуда ехать! Ты не хотел бросать этот материал. А теперь, когда тут творится такое, что чертям тошно, ты не хочешь возвращаться?
Камерон облизнул внезапно пересохшие губы. Он вспомнил, как Лекси спала, такая безмятежная, такая прелестная в утреннем свете. Он почти ощущал ее свежий земляничный аромат.
— Ты же сам стал копать под него, еще когда никто не мог поверить, что Хэмптон способен перейти улицу на красный свет! Если ты не приедешь и не вытрясешь из своего источника, кто заплатил Хэмптону и за что, это сделает кто-нибудь другой и лавры достанутся нашим конкурентам.
«Я люблю тебя». Слова Лекси переплетались с возбужденной речью Фила. Камерон почувствовал, как его тело сковывает напряжение…
— Ты хочешь, чтобы я приехал прямо сейчас? — спросил Камерон.
— Черт, ну конечно, сегодня! Мы даже не знаем, сколько еще сенаторов замешано в эту историю! — Фил почти кричал. — Что тебя там держит? Может, это самое крупное дело в твоей карьере!
Карьера. Его надежное укрытие. Здесь он прятался от жизни, от эмоций, здесь находил единственную тихую гавань.
Из холла донеслись тихие шаги. Подняв голову, Камерон увидел Лекси в белом махровом халате, растрепанную после бурной ночи. Она молча стояла в дверях, ее глаза были расширены, рот полуоткрыт.
Камерон понял, что она слышала последние несколько фраз. В ее глазах он видел ту же любовь, что горела в них в лунном свете, и еще — ожидание, скрытое в глубине зрачков.
Камерон отвел глаза. Глядя на нее, он не мог произнести то, что должен был.
