— Сара?
Глаза ее медленно открылись, и она улыбнулась.
— Я так рада, что ты здесь. Я хотела попросить тебя подняться со мной, но подумала, что тебе будет неловко присутствовать при процедурах.
— Мне жаль, что ты этого не сделала, — проговорил он.
Она сжала его руку.
— Доктор говорил с тобой?
— Немного. Он сказал, что ты вне опасности.
Губы у нее задрожали.
— Я так боюсь. Я больше всего в жизни хочу сохранить ребенка. Доктор сказал что-нибудь еще?
Джонатану очень хотелось успокоить ее, и в то же время он знал, что она надеялась услышать от него правду.
— Он сказал, что кровотечение — нехороший симптом. Они проведут еще несколько анализов, и тогда решат, что делать. Завтра мы, наверное, узнаем побольше.
Он не мог придумать, что можно еще сказать, чтобы успокоить ее. Заметив, что глаза ее закрываются, он наклонился и поцеловал ее. Она виновато улыбнулась.
— Прости. Мне сделали укол, и я все время засыпаю.
— Отдыхай спокойно. Я буду тут, поблизости.
На следующий день в полдень врач сказал, что Сара может вернуться домой, но прогноз остался не очень ясным. Она должна лежать, вставать только в туалет. Джонатан видел, как она побледнела, когда поняла, чего они опасаются. И невероятно смутилась, услышав совсем нескромный вопрос Джонатана. Но оба они вздохнули с облегчением, когда пожилой доктор, слегка улыбнувшись, уверил, что их сексуальные отношения не могли стать причиной случившегося.
Медсестра не разрешила Джонатану везти коляску с Сарой к машине.
— Больничные правила, — объяснила она, пожав плечами.
Несмотря на Сарины протесты, он не позволил ей выйти из машины, а, взяв на руки, отнес в дом. Приготовив суп и сандвичи, Джонатан стоял над ней, как страж, пока она все не съела. Потом уговорил ее немного поспать.
Он убрал все в кухне и бесцельно бродил по дому. Обнаружил в гостиной несколько коробок с книгами, которые, вероятно, должны стоять на книжных полках, и решил их расставить. Сара, наверное, потом все переставит по-своему, но ему надо чем-нибудь занять себя.
После полудня он съездил в магазин, купил овощи. Усадив Сару на диван перед телевизором, сварил пару картошек и быстро приготовил салат.
Убедившись, что Саре пока не нужна помощь, он вышел во двор, чтобы на маленькой печке гриль поджарить мясо. После обеда они посмотрели взятый напрокат фильм и рано улеглись спать.
Проснувшись среди ночи, Джонатан протянул руку и убедился, что кровать пуста. Он нашел ее в темной гостиной на диване. Она сидела, прижав колени к груди, и тихо плакала.
— Сара, дорогая, в чем дело?
Он сел рядом и обнял ее дрожащие плечи. Она теснее прижалась к нему, и он с ужасом обнаружил, что руки и ноги у нее холодные, как лед. Он похлопывал ее по спине, шептал ободряющие слова любви, в то время как ее слезы капали ему на грудь. Когда всхлипывания прекратились и ровное дыхание убедило его, что она уснула, он нежно поднял ее и отнес обратно в кровать. Он лежал рядом, крепко обнимая ее, пока сон не сморил и его.
Следующие два дня прошли без всяких происшествий. Он чувствовал, что ей очень неприятно его обращение с ней, как с инвалидом, и его взволнованное ожидание каждый раз, когда она находилась в ванной, ужасно раздражало ее, но он ничего не мог поделать ни с тем, ни с другим.
Она пару раз разговаривала с родителями, когда они звонили и, как ни удивительно, ей удавалось говорить спокойным и жизнерадостным тоном, однако после каждого разговора она долго плакала. Каждая оброненная ею слеза разрывала его сердце на части.
Он понимал, что в конце концов ей придется открыть родителям правду, но боялся, что необходимость признаться родителям в беременности вызовет напряжение, опасное в ее состоянии.
Через неделю после ночной поездки в больницу Сара призналась в том, что беспокоило ее более всего. Джонатан находился в маленькой комнатке, укладывая в стиральную машину снятые с кровати простыни, когда услышал, что Сара зовет его. Испугавшись, он бросил все и поспешил в гостиную. Скрестив ноги, выпрямив спину, Сара сидела на диване с красными и распухшими глазами.
Он остановился, убрал волосы с ее лба и ласково спросил:
— Что случилось, дорогая? Тебе плохо?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, я в порядке.
Не понимая ее настроения, он сел на стул, который стоял у кофейного столика.
— Ты можешь мне объяснить, что тебя беспокоит?
Сара засопела, нижняя губа у нее дрожала.
— А что, если я не смогу начать мою новую работу?
— Я надеюсь, они смогут понять ситуацию. Так ты этим так расстроена?
Она скомкала платок у себя на коленях. Неожиданно он понял, чего она опасается.
— Ты беспокоишься о деньгах?
— Я не смогу получить больничный лист на работе, которую я даже не начинала. — Губы у нее дрожали, слезы опять потекли из глаз.
Глядя на ее несчастное лицо, Джонатан не мог сдержать улыбку. Он пересел на диван рядом с ней, обнял ее за плечи.
— Я обещаю, с деньгами я все улажу.
Она повернулась лицом к нему.
— Но ты не можешь сидеть здесь и нянчиться со мной до самого конца?
— Во-первых, я думаю, все будет хорошо, а во-вторых, почему бы и нет?
— У тебя ведь есть своя работа.
Он глубоко вздохнул. Пришло время открыть его последний секрет. Он перебирал ее пальчики.
— Я говорил тебе, что выяснял возможности работы тут, в Атланте. Но я не сказал тебе, что я уволился с моей прежней должности. Я решил, что если ты не согласишься выйти за меня замуж, я найду тут жилье и буду добиваться тебя, пока ты не передумаешь.
Глядя на его сконфуженный вид, с которым он признавался в своих планах, удивленная Сара не могла удержаться от смеха. Он обнял ее, опасаясь, что у нее опять начнется истерика.
Когда к ней вернулась способность говорить, она покачала головой и, стараясь быть серьезной, произнесла:
— Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что наш несчастный ребенок родится у двух безработных родителей.
Он уткнулся носом ей в шею.
— Похоже, что так, — пробормотал он.
Дыхание у нее участилось. Руки его сжимали ее ребра, а ставшие весьма чувствительными груди тосковали по его прикосновениям.
— Джонатан, — прошептала она, — ты ведь знаешь, доктор сказал, что мы не можем… Голос ее замирал от смущения.
Он поднял голову, насмешливая улыбка перекосила его лицо.
— Разве мы не можем поцеловаться? — невинным голосом спросил он.
