— Лё «Кордон Блё»? C’est quoi ça?[41]
— Чего он сказал? — переспрашивает Мики.
— Хочет знать, что это такое, — перевожу я.
— Ну ты даешь! — Мики толкает шеф-повара в плечо. — Это же кулинарная школа — «Лей Корд-он бля»! Правильно я говорю? — оборачивается ко мне.
Я киваю.
— Ah bon? C’est une école?[42]
Большинство моих знакомых французов понятия не имеют, что «Кордон Блё» — кулинарная школа. Для них это не что иное, как характеристика: высший сорт.
— Oui, c’est ça[43], — подтверждаю я, неожиданно увидев себя глазами этого человека. Избалованная американочка, пожелавшая узнать жизнь с изнанки и немножко поработать на кухне, вот и все. Он не продаст мне того, на что потратил всю свою несчастную жизнь.
Нам с Мики весело вместе, мы распиваем светлое пиво «Амстел» в пустых барах. В «Бачи» к Мики подходит толстяк средних лет и расцеловывает в обе щеки.
— Дядя Доум, — шепотом объясняет Мики, дождавшись, когда толстяк отойдет на приличное расстояние. — Только что из тюрьмы. Видишь на нем часы? Это «Ролекс». Снял с умирающего.
Проведя вечер с Мики, в поисках работы я не продвинулась ни на шаг, но по крайней мере развлеклась. Он подвозит меня домой на белом «Форде», причем я сгоряча назвала адрес Фрэнка. Когда мы подъезжаем, я пытаюсь разглядеть, горит ли у него свет, но в окнах темно.
— Дай пять, — требует Мики, протягивая руку.
Я крепко жму ему руку, как бизнесмен при заключении сделки.
— Я еще кое-кому позвоню, посмотрю, что можно сделать.
— Спасибо, Мики, это было бы здорово. Я тебе давала свой номер, да?
— Так точно.
Я подхожу к звонку и останавливаюсь, уставившись на него. Мики все еще ждет, пока я войду внутрь, поэтому я поворачиваюсь, машу ему и улыбаюсь, как будто так и надо. Не следовало бы звонить — это жест слабости и отчаяния, но рука сама поднимается и зависает над металлическим квадратиком. Не надо!
Окинув взглядом улицу, я вижу неподалеку навес и направляюсь к нему. Совершенно не соображаю, что делаю и даже что думаю. Я должна встретиться с Фрэнком или по крайней мере поговорить с ним — роман с автоответчиком уже доводит меня до белого каления. После той ночи мы так толком и не разговаривали. Кажется, он пытается отделаться от меня, даже не дав ни одного шанса. Видимо, Фрэнк не разглядел меня настоящую, но если бы мы встречались подольше, я бы смогла расслабиться. Я была бы спокойной, уверенной в себе и милой, безо всяких комплексов, проблем с желудком и причуд.
Швейцар открывает дверь, я вхожу.
Несколько минут понаблюдав за тем, как я, взвешивая все «за» и «против», ломаю руки перед кнопкой звонка, швейцар проникается ко мне отеческой заботой и предлагает оставить записку.
— Вот, напиши ему, — он роется в своем ящичке в поисках ручки и бумаги. — «Жду ответа, как соловей лета».
Ручка в моих окоченевших пальцах зависает над листом. Дорогой Фрэнк. Фрэнк… Привет, Фрэнк. Здорово, дружище. Г-ну Фрэнку Стилмэну… О черт!
Я благодарю швейцара и выхожу в ветреную ночь, проклиная собственную трусость. Переходя через Вторую авеню, заставляю себя обернуться и посмотреть на окно. Темно по-прежнему. Часы показывают начало второго. Может, спит?
Дома на автоответчике меня ждет сообщение от Фрэнка.
— Привет, Лей, я просто так. Хотел сказать, что думал о тебе. Прости, что так много работаю. Я скучаю. На выходных повеселимся, да? Спи, моя радость, усни…
У-уф. Нужно расслабиться.
Джейми сообщает, что в конце мая переедет к Тому.
— Ты только не беспокойся, дорогая, я помогу найти кого-нибудь на мое место.
Мне не хочется никого видеть на ее месте, я привыкла к Джейми. Даже думать об этом не хочу. Если уж на то пошло, не хочу думать ни о чем — ни о работе, ни о Фрэнке, ни о Джулии. У меня черная полоса в жизни, из тех, что толкают человека к пропасти. Похоже, люди нередко совершают самоубийство из-за таких вещей, из-за которых умирать совсем не обязательно. Просто некоторым легче удалиться самим, нежели найти другую соседку, парня, мать.
Звонит телефон, и я хватаю трубку на первом же звонке. Плевать, что подумает Фрэнк.
— Котенок! Ты дома! Я вчера оставляла тебе сообщение, прослушала?
Джулия.
— М-м, нет. Джейми забыла сказать.
Или мне надоело играть роль твоей девочки для битья?
— Бернштейны пригласили меня с Паоло на седер[44]в этом году, я подумала, почему бы тебе с нами не поехать?
Представляю себе крепыша Паоло с длинным черным конским хвостом и в бархатной ермолке. Из еврейских праздников Джулия отмечает только Пасху. Насколько я помню из детства, празднество заключается в затяжных молитвах, урчащих желудках, грудах петрушки, соленой воде и вонючей фаршированной рыбе.
— Не могу.
Многозначительная пауза.
— Очень жаль, — наконец цедит она, смертельно оскорбленная.
Время от времени Джулии нравится делать вид, что мы одна семья. Я некогда поддерживала этот миф, но мне надоело. В данный момент мне в голову лезут разные разности, вроде: почему я такая идиотка? На черта мне эта кулинария? Какого дьявола я сложила все яйца в одну корзину, которую нашла в «Хогсе» две недели назад? Кто виноват? Я виню Джулию.
— Ну и как твои дела? — меняю я тему.
— О, дела просто изумительно. Я тут кое-что изменила в своей квартире. Да, я месяц назад купила замечательный персидский ковер, он стоит целое состояние, но с цветовой гаммой гостиной никак не сочетается. Я подумала, может, ты захочешь взять его на время?
— Тебе негде его хранить?
— Он мог бы прекрасно вписаться в твою гостиную. Не знаю, какие там у тебя краски…
— Никаких.
— Глупости, котенок, у каждой комнаты есть цветовая гамма.
— Ты ни разу не была у меня в квартире, но смею уверить, цветовой гаммой здесь и не пахнет, — возражаю я, невольно глянув на потрепанный серый вязаный коврик, который Джейми подарила бабушка. Единственная наша попытка украсить интерьер.
— Не зайдешь посмотреть, что я у себя сделала? Такие метаморфозы, не поверишь. Я поставила новые окна, переделала кухню. Поляк, который клал плитку, сказал, что из меня вышел бы превосходный дизайнер. Говорит, если я захочу с ним сотрудничать…
