Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Русский язык шагнул из школьных уроков в жизнь: как все в Дагестане, Ирина великолепно говорила по-русски, но здесь начала забывать нужные слова, на ходу ловила готовые сорваться с языка ненужные и спотыкалась на отчествах – ужасным испытанием становились для нее Георгиевичи, Григорьевны и почему-то Александровны с Александровичами.
Она тяжело сходилась с новыми знакомыми, тщательно вымеряла и упорно держала дистанцию с однокурсниками и до смерти боялась преподавателей. Она понимала, что глупо верить в такие вещи, – и все равно ждала наказания от кого-то из преподов, подозревала, что они знают: однажды эта дагестанская девочка смертельно ранила одну из учительского племени. Хорошо, что у нее было теперь другое имя – широкое и плотное, как занавес, оно укрывало преступницу от возмездия.
Платье Ирины насквозь пропиталось восточными ароматами, и все парадное мечтательно раздувало ноздри и поглаживало пустые животы.
На улице ее ждал тяжелый влажный ветер – вцепился в волосы, прилепил к ногам подол. Ирина шла вперед, как в поговорке, держа нос по ветру, очутилась на Пушкинской и опять же носом к носу (хотя нет! носы у них были на разной высоте) столкнулась со своим Идолом. Идол был живой, загорелый и настолько настоящий в сравнении со своим будто бы братом , что у Ирины-Шушунны хлынули слезы, как в комиксах, – салютом-фейерверком-фонтаном в разные стороны.
Чтобы выплакать все, что скопилось, Ирине понадобилось ровно восемь минут. Она рыдала, но была при этом абсолютно счастлива – потому что Идол не только пожалел ее, но и согласился дать абсолютно ненужное (ни ему, ни Ирине) интервью. Название махачкалинской газеты, для которой Ира якобы трудилась, было подлинным, а должность и фамилию рыдающая корреспондентка сочинила на ходу.
О чем они говорили во время интервью, Ирина ни тогда, ни теперь, спустя шестнадцать лет, не помнит. Как выглядел тогда БГ, тоже не помнит, как не помнит и обстановку репетиционной базы на Пушкинской – вообще от всего разговора, больше похожего на двустороннюю исповедь, у нее в памяти остался широкий, как от маяка, луч света, падающий из окна на стол. И мерный шелест диктофона, лежащего ровно посредине между Ирой и ее кумиром.
Кажется, она задавала такие глупые вопросы, каких он давно ни от кого не слышал. Кто-то громко хмыкнул у нее за спиной, а другой кто-то так же громко объ-явил, что принес пиво. Надо было прощаться – ее явно выпроваживали, а она не хотела уходить. В воздухе зазвучал голос специй, вдруг очнувшихся и рванувших на волю: Ира в ужасе принюхалась и поняла, что вся до последнего волоска пропахла пищей.
– Я тебя провожу. – Идол резво вскочил с места.
Они спускались по лестнице, Ирина вцепилась в теплую, живую, абсолютно человеческую руку – с кожей, пальцами, ногтями. Красивая рука.
Идол дружески приобнял Иру – даже самая ревнивая жена не углядела бы в этом объятии ничего подозрительного. Дверь парадного раскрылась, словно старинная книга, – и под ноги БГ кинулась стая юниц и молодчиков. Автографы – им нужны были автографы! А у Ирины в сумочке лежала целая кассета, записанная с обеих сторон – монотонное, почти желудочное бурчание вопросов, красивые развернутые ответы.
– Как мне выйти отсюда? – спросила Ира на прощание, и БГ ответил ей, как сказочной Алисе:
– Все зависит от того, куда ты хочешь попасть.
Конечно же, она говорила не о дороге домой. И сюжет этот – при желании – мог, наверное, развернуться в другую сторону, но для Ирины даже сегодняшнего события хватило с лихвой на всю жизнь. Она ни за что не стала бы делиться услышанным – их разговор должен остаться ее тайной.
Дома, на кухне, пропахшей настоявшейся, теперь по-настоящему вкусной едой, Ирина стерла запись бесценного интервью – и крепко уснула, зная, что не забудет ни слова. Проснулась она другим человеком, готовым и к тяжелому разговору, и к новому будущему.
Сергей отпустил ее легко. Восточная девочка забрала с собой лишь маленький кусочек души. Сына она временно оставляла в Питере.
Вначале Ирина уехала в Израиль. Пробыла там ровно столько, чтобы понять, что эта страна и этот образ жизни никогда не подойдут ей – как не подходят ей одежда и мечта с чужого плеча.
Вернувшись через год, Ирина забрала мальчика, развелась и навсегда пропала из жизни Сергея.
В новом своем мире, в другом городе, на канале «Есть!», Ирина заработала воинственное прозвище Ирак и очень быстро стала незаменимым для телекомпании человеком. Она обзавелась глубокой морщиной на лбу и не менее глубоким убеждением в том, что воровство не приносит счастья даже самым везучим и самым прекрасным людям. Отныне она не прощала этой привычки никому. И особенно ближним своим.
Глава пятнадцатая,
посвященная гипнозу, психоанализу и могущественному доктору с детским именем
Психотерапевт Денис Григорьевич Мертвецов ни секунды в жизни не сомневался в том, что его ненавидят коллеги. В лицо, впрочем, неприязнь демонстрировали разве только самые отчаянные, обиженные судьбой и пациентами – прочие сладко щерились, но сжимали камень в кармане, о да. Побелевшие костяшки, зубовный хруст, бессонные ночи. Денису Мертвецову досталось такое количество бесплатной антирекламы, о которой втайне грезит любая телезвезда, – поначалу коллеги по психоанализу ненавидели Дениса Григорьевича так рьяно, что запугивали им своих пациентов, как бабайкой и террористом в одном лице. Клиенты вели себя предсказуемо, по-человечески – шли проверять информацию на себе и, единожды попав на прием, навсегда оставались верными поклонниками удивительного доктора Мертвецова. И это при том, что Денис Григорьевич всегда был категорически против долговременных психотерапевтических отношений: ему неинтересно было доить несчастного человека, ему было интересно – помочь. Решить проблему, которая согнула плечи пациента и отправила за срочной психотерапевтической помощью. И, разрешите похвастаться, прежде не было еще проблем, c какими Денис Григорьевич не смог бы разобраться. Одни требовали больше времени, другие – меньше, но ни одна не ставила Мертвецова в тупик. Пока на горизонте не воссияла золотом волос пациентка Ека П., наш доктор не ведал поражений.
Специалист по лечению зависимостей – такое скромное самоназвание было у доктора Мертвецова.
Он с детства терпеть не мог три вещи – свое имя, рассказы Драгунского и зависимости, которыми обрастают слабые люди. Имя ему не нравилось решительно, хотя мама и всплескивала руками над портретом курносого гусара, все равно «Денис» для Мертвецова звучал как зеленые сопли пополам с манной кашей. То ли дело нормальные мужские имена – Сергей! Андрюха! Саня! А теперь скажите «Дениииис» и увидите мерзкую тонкую линию, выцарапанную на стекле гвоздем… Мертвецов с детских лет приучился прикрываться при знакомстве своей одиозной фамилией, а имя прятал, как шрам или срам. Только если совсем уж не удавалось отболтаться, ронял, как монету в траву, суровый первый слог. «Дэн» – куда ни шло.
Книжка Драгунского попала в черный список Мертвецова тоже из-за имени – благодаря этим рассказам нечуткие люди начинали звать будущего врача даже не Денисом, а Дениской! Мертвецов скрипел зубами не хуже нынешних коллег, осознавших очередной успех специалиста по зависимостям, но в отличие от них прекрасно понимал уже в детские свои годы, что книжка Драгунского со временем выпадет из контекста вместе с плоскими пластмассовыми солдатиками и гонками на ржавых велосипедах.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
