— В этом году припозднился. Столько работы было, а тут еще этот чертов ревматизм.
— А почему бы вам не привинтить статуи к пьедесталам?
— Потому что тогда они спихнут и пьедесталы, — терпеливо объяснил старик. — И я не смогу их вытащить из канавы.
— Вы хозяин замка? — спросил король.
— Да нет, — ответил старик. — Я живу тут по соседству.
— Тогда почему вы их вытаскиваете?
— Да не знаю. — Старик посмотрел на него озадаченно. — Должен же кто-то вытаскивать статуи из канавы. Вот я и вытаскиваю.
Король посмотрел на покрытого зеленой слизью Пана.
— Для всякого дела должен найтись человек, — развел руками старик. — Думаю, только так дела и делаются.
— И хорошие, и плохие? — спросил король.
— Всякие, — сказал старик, пожимая плечами. — Люди — они и хорошее, и плохое творят. Дело житейское.
Король частенько захаживал к сестре Гиацинте, иногда чтобы поговорить о делах, иногда просто посидеть в тишине. А сестра, более искушенная в жизни, чем Мари, знала, когда помогают слова, а когда — молчание.
Однажды сестра Гиацинта сказала ему:
— Интересно, что подумала бы наша настоятельница, если бы узнала. Я ведь выполняю все, кроме одной, обязанности королевской любовницы. А вам, сир, стоило бы ее повидать. Она чувствует себя брошенной. Она так мучилась, принимая решение стать вашей любовницей, и все впустую. Вы не только не пытались соблазнить ее, вы даже не соизволили с ней познакомиться.
— Потом, — сказал король. — Возможно, я как-нибудь приглашу ее на чай. Как, вы говорите, ее зовут?
Возвратившись из Гамбе, король прямиком, безо всякого предупреждения отправился повидать сестру Гиацинту и застал ее за массажем. Потому король увидал только две розовые ступни, торчащие сквозь отверстия в ширме.
— Массаж уже почти закончен, сир, — сказала сестра из-за ширмы.
Массажист поклонился и продолжал работать, бормоча что-то под нос и удовлетворенно насвистывая, разминая розовые пальчики, пошлепывая, пощипывая, растирая подошвы.
— Значительный прогресс, — сказал он уверенным тоном профессионала. И добавил, уже обращаясь к королю: — Месяц назад, сир, под плюсну нельзя было просунуть и листка бумаги, а сейчас свод стопы — залюбуешься!
— Только не перестарайтесь, чтобы мне не захотелось снова на сцену, — подала голос сестра.
— Она думает только о своих ногах, — сказал массажист недовольно. — А как же моя профессиональная репутация?
Когда он ушел, а ширму унесли, сестра сказала:
— Вы знаете, этот заносчивый зануда и в самом деле мне очень помогает. Неловко и говорить об этом.
— В этом можно никому не сознаваться, — заметил король.
— Вы загорели, сир. Вы принимаете солнечные ванны?
— Я езжу на мотороллере по окрестностям.
— А вообразите себе: Король-Солнце на мотороллере! — Сестра рассмеялась. — Времена меняются. Короли ездят на мотороллерах, а их министры — готова поспорить — хвастают друг перед другом количеством лошадиных сил под капотами своих лимузинов.
— Откуда вы знаете?
— Догадаться нетрудно, сир. Равно как и о том, что у вас сложности, и немалые, и вы пришли ко мне за помощью.
— Вы очень проницательны, — сказал король.
— Не слишком, иначе я ушла бы со сцены, не дожидаясь, пока плоскостопие заставит меня это сделать.
— Но, уйдя, вы сделали шаг к Небесам.
— Вы очень любезны, месье. Может быть, я не слишком стремилась к спасению. На этом пути иногда полезно споткнуться разок-другой… Расскажите мне, что вас мучает.
— Понимаете, сестра, трудно сформулировать это вот так сразу. В сущности, все сводится к во просу: что побуждает человека поступать так, а не иначе?
— Эта проблема не новая, — задумчиво сказала сестра. — Все зависит от того, каков этот человек. Человек состоит из своих поступков. Если он узнает и поймет себя, выбора у него почти не останется.
— Других узнать проще, — сказал Пипин.
— Когда я окончила школу, где мы учились вместе с Мари, — сказала сестра Гиацинта, — и стала выступать в «Фоли», я очень боялась потерять невинность. А потом поняла — бояться нужно не самой потери, а того, когда она произойдет. Мне не слишком повезло. Я потеряла невинность не в самое лучшее для этого время, и потому мне пришлось ее терять снова и снова, а потом это уже не имело значения. Но мне было проще, чем вам теперь. Я была просто одной из множества раздетых девушек на сцене.
— Сейчас голым чувствую себя я, — сказал король.
— Конечно. Чтобы привыкнуть к своей наготе, нужно время и безразличие. Но, знаете, после нескольких лет на сцене, я стала ощущать себя более голой в одежде, чем без нее.
— Сестра, у меня совсем мало времени, — сказал король внезапно.
— Да-да. Извините.
— Так что же мне делать?
— Не знаю, что вам нужно делать, но, мне кажется, знаю, что вы будете делать.
— Знаете?
— Только слепой не увидел бы. Вы будете делать то, что делаете.
— Почти то же самое сказал мне старик из Гамбе. Но он всего лишь вытаскивал статуи из грязи. Если ошибусь я, пострадают люди. Мари и Клотильда. Вся Франция. А если мой поступок, пусть добрый, окажется зажженной спичкой у фитиля бомбы?
— Моя няня говорила, что добрый поступок может оказаться глупым, но не злым. Вся человеческая история — это череда добрых поступков, которые поджигали фитиль. Бомба взрывалась, многие гибли, становились калеками и нищими, но что-то доброе все же оставалось. Хотела бы я… — Сестра запнулась. — Впрочем, чего я боюсь? Хотела бы я, чтобы на мне сейчас не было этой… сутаны.
— Почему, сестра?
— Чтобы я могла дать вам одно из немногих утешений, которые один человек способен дать другому.
— Спасибо, сестра.
— Спасибо Сюзанне Леско, а не Гиацинте. Поверьте, сир, когда-то Сюзанна не боялась ни за свои ноги, ни за душу. У Сюзанны хватило бы мужества… и любви.
Ранним утром Пипин поехал на мотороллере в Гамбе. Из кармана его куртки торчала бутылка вина.
Король оставил мотороллер на обочине и отправился пешком через заросший парк, вдыхая холодный, морозный воздух, срывая на ходу сладкие от холодов оранжевые плоды шиповника. Ветер ронял королю на плечи потемневшие сухие листья.
Потом он услышал слабый вскрик впереди и ускорил шаг, а на опушке увидел трех коренастых парней, они хохотали и отталкивали старика. Парни волокли бюст Пана ко рву, старик хватал их за полы, пытаясь остановить, и, задыхаясь, кричал на них.
Пипин подбежал и бросился на парней с кулаками. Парни оставили статую и взялись за разъяренного короля. Вскоре все четверо катались по земле, раздавая удары и царапаясь, подкатились к откосу и плюхнулись в темную воду рва. Драка продолжалась, пока парни не вырвались от короля и не затолкали его, окровавленного, под воду с головой. Тот прекратил барахтаться, и парни, испугавшись, поспешно выкарабкались на скользкий берег, побежали со всех ног и скрылись в осеннем лесу.
