Взял из роты я себе денщика. Панарина. Видел, что вроде неплохой пацан, только мягкотелый… жрут его… жаль… скоро опустится совсем, но умывается, за формой следит… только рохля. Привёл в хату — объяснил, что мне нужно, чтоб тут было чисто и было что пожрать (показал, где продукты). Воду, опять-таки, чтобы набирал. Да почти у всех денщики были… чем я хуже? Не идти же к сороколетней тётке в сожители за бытовуху!! Старлею Г. сказал чётко — увижу кривым солдата, предъявлю ему. Надо отдать должное Г. - не пил он с ним… сам всё выжирал. Ну да не суть.
Заходит ко мне в канцелярию этот Г.
— Лёх, ты сегодня домой во сколько?
— Не знаю… если аккумулятор припрут, то проставлюсь и пойду… заебло всё в доску. Выжрать охота.
— Я сегодня задержусь, наверное. Оружейку доделать надо.
Странно, думаю, обычно он очень быстро схватывал тему выжрать, а тут весь прям в работе.
«Ну и хуй с ним — нам больше достанется.»
Аккумулятор припёрли, и я въебал граммов так 400, закуси, считай, и не было. Развезло, конечно, но не в хлам.
Прихожу в хату.
Панарин заебенил макароны с мясом. Везде чисто. Ящик смотрит.
— Всё в порядке, Сань?
— Да… ну… а… вам Г. ничё не говорил??
— А чо такое?
— Да тут приходили…
— Кто??
— Я не знаю… они с Г. ругались… сказали, ещё придут… вечером.
— Да и пох… пусть приходят, — я жру, глаза слипаются… в хате тепло и вообще всё гуд. Сам во хмелю.
Падаю сладко спать, чтобы солоно встать.
Пока я дрых, мне просто банально вынесли дверь, и зашли три упырька местных. Я проснулся от подачи в бубен. При попытке встать — ещё несколько ударов в башню, и потом двое, взяв меня под руки, просто присаживаются, со мною посерёдке, на мой же диван, где я спал. Наконец, врубаюсь, что нормально вижу третьего. Не знакомы… ну и рожа… лет пятьдесят, руки синие, глаза бесцветные, зубы в шахматном порядке… лыбится.
У меня из носа юшка.
«Что ж за блядство… все бьют в нос… у меня там мишень, что ли? Кто это?»
— Ты, малый, не ерепенься… мы говорили, что придём…
— Вы кто? — я знаю, что даже у этого быдла есть порядки, и даже местный авторитет «дядя Ваня», а беспредел — есть беспредел. Страха нет. Есть уже знакомая злость.
— Вопрос по-другому стоит, паренёк этот — твой?? — он, щерясь, указывает на Панарина.
Панарин серый, сидит с выпученными от страха глазами на кровати в углу. Увидев, что все смотрят на него, пытается встать.
— Сидеть, Панарин, не вмешиваться… — с таким помощником только в снайперы — чтобы на цель выводил.
Моя реакция урку радует.
— Твой, значит? Ну, так значит, раз он за себя ответить не может — ответишь ты!
И вот тут становится страшно и мне. Что мог натворить этот долбоёб Панарин, я и представить себе не мог. В краю, где солдат запросто может поссать внутри трансформаторной будки и уехать домой в виде углей (реальная история), от солдата можно ждать чего угодно.
Оказалось, что Панарин решил обзавестись гражданкой и спиздил джинсы, сушащиеся во дворе дома… зимой… вторую неделю. Спецом для него, еблана, повешенные. Но уркам, конечно, не нужен мудак Панарин. Им нужны молодые офицеры, которые приволокли солдата денщиком в дом, и способны оплатить его ебланство. Этот Панарин был моим единственным и, я думаю, последним денщиком.
Урка лыбится и предъявляет за штаны, а я сижу и скриплю зубами. Меня грузят три уркагана, за штаны, спизженые моим бойцом. Я с разбитым еблом, бухой, и денег в кармане 90 рублей.
Держат за руки по бокам, и мне встать нереально.
— Хорошо…. Чего ты хочешь?
Опять подача в лицо. Но уже ладонью… Оглушающая. Эффект звуковой и перед глазами круги.
— Я сам скажу, что я хочу… понял?? Твоё дело теперь слушать, а не вопросы задавать!!! Усёк, летёха? — Урка зло дышит мне в лицо, и я даже сквозь свой перегар чую гниль его пасти.
Даже если ты очень ненавидишь поезда, стоять на пути движущегося состава не стоит. Это только в кино да в книжках все герои, и наказывают негодяев прямо сразу, не отходя от кассы. В жизни же все атаки в лоб, как правило, оказываются бессмысленны из-за печального результата.
Сказать, чтобы я уж так и боялся этих бичей, не могу. Однако принял решение не дёргаться. Ситуацией рулил Урка, и справиться с ним сейчас не было никакой возможности. Во всяком случае, я не видел никакой возможности выйти из сложившейся ситуации весь в белом.
— Понял. Слушаю.
— Молодец, летёха, — Урка глумливо погладил меня по башке.
Омерзение, вот определение тому, что меня передёрнуло. Моё сокращение, видимо, вызвало у Урки подозрение в попытке биться за честь и достоинство офицера, и я снова выхватил в пятак.
Сплюнул кровякой с губ в сторону.
— Ну, хорош уже…чё творишь-то?
— Сиди, не дёргайся — целее будешь, щенок. Значит так…. Штаны мои стоят 200 рублей. Мне после твоего говнюка носить их в падлу. Стало быть, ты мне должен… 200 за штаны… и 100 за моральный ущерб… итого 300 рублей.
— И литр пусть ставит, — голос справа.
Поворачиваю голову к говорящиму.
— Хули уставился?? — совсем молодой ещё парнишка, ровесник… может, чуть старше, передние верхние зубы сплошь железные. Щетина кустиками, и не щетина даже… так… пушок юношеский. Пытается ёбнуть меня головой в лицо. Резко отстраняюсь, и в итоге бью затылком того, что слева от меня. Оттуда тут же летит подача в живот. Не сильно… размаха-то нет, да и бил левой.
— Да харэ… говорю же… триста так триста.
Слева чувак не унимается. Обидно ему в такой ситуации от терпилы в рог выхватывать. Но его цыканьем успокаивает Урка.
— Только сейчас у меня бабла нет нихуя. Зарплата через неделю.
— Эээ… корешок…так не пойдёт…мне бабло сейчас нужно…
— Да нету у меня сейчас, — блефую, у меня на мои 90 рублей свои планы.
Опять подача.
— Не пиздИ…гони бабки…
— Да заебал ты уже… чё они, появятся, если ты меня пиздить будешь?? Нету ни хуя… пропиты.
— Заткнись, урод… мне по хуй, где ты их возьмёшь… займи… укради… мне до пизды. Но чтобы завтра к вечеру они были. Я пришлю… Коляна пришлю.
Колян, оказывается, это железнозубый справа, потому как он меня дёргает и шипит:
— И про бухло не забудь, казззёл…
Поворачиваюсь к нему, смотрю в глаза.
— Не забуду.
Колян чувствует, что я его не боюсь, и ему это не нравится. Он опять пытается ударить меня головой…дебил… рукой бы достал… я ведь у него под правой. Опять убираю голову, только не назад, а вбок. Слева сидящий шарахается назад, чтобы не получить опять моим затылком. Контроль над левой рукой ослабевает. Есть дикое желание воспользоваться. Но я чувствую, что не справлюсь с тремя. Пропускаю эту возможность к д е й с т в и ю.
