Похоже, что у нее от волнения даже горло пересохло. Бабушка отхлебнула чаю из чашки, кашлянула и начала:
— Поначалу будто бы пошли мы в лес за грибами — я, Игорь, Ленка и Петька. Радостно так было вроде, и Ленка на месте, и Игорь никуда не делся. Солнышко светит, небо голубое, утро такое воздушное. Дошли так-то до выгона, что за мостом, а там навстречу нам Трясучка идет и ведет за собой быка. Палец — за кольцо, что в носу продела, и ведет! Но не нашего Кузю колхозного, а большущего, черного-пречерного, с красной пастью и с клыками изо рта…
— Игорь как раз про такого рассказывал! — вспомнила тетя Наташа. — А мы его на смех подняли…
— И Петьке он во сне виделся, — кивнула бабушка. — В аккурат накануне того дня, когда Ленка пропала… Ну да ладно. Значит, повстречали мы Трясучку с быком. Я хоть и опасаюсь быка-то, но виду не подаю. «Здравствуйте, — говорю, — Ефросинья Петровна!»
А Трясучка в ответ: «Здравствуй, здравствуй, Настя! Опять за моими грибами собралась? Столько насобирала уже, а все неймется! Не жадничаешь ли? Ох, чую, не пойдут они тебе в пользу! Ох не пойдут!» Вроде бы я ей что-то отговорила: мол, в лесу-то грибы не купленные, да и частной собственности на них покамест не вводили. А что много собрали да еще захотелось, так извини, Петровна, у нас и народу-то много. Самих тут пятеро зимовать будет, да в Москву надо на пятерых грибов отправить.
Бабушка перевела дух, еще разок чаю отхлебнула и продолжила:
— Трясучка это все выслушала и говорит: «Грибы-то не купленные, да мои. Я их колдовством вырастила, и не для твоей поживы. И зря ты стараешься, Настенька. Некого тебе ими кормить будет — ни сынов, ни внуков. Глянь, Ленка-то твоя пропала уже!» Я голову повернула — а Ленки нет! Только в траве что-то пошелестело, будто змея уползает.
— Ой, мамочки! — вырвалось у тети Наташи.
— А потом не знаю уж как, но оказались все около колодца, что на краю Мертвой деревни. Как раз того, откуда ручей вытекает. Без Ленки, но Игорь и Петька еще тут были. И Трясучка никуда не делась, все Черного Быка за кольцо держит да хихикает. Показывает мне пальцем на какое-то дерево — клен вроде бы — и смеется: «Не узнаешь, бабушка, старшого внука?» Я на то место, где Игорь стоял, поглядела, а его нет! Исчез!
— Ой-й, — тетя Наташа была готова заплакать. — Игорь-то и впрямь до сих пор домой не пришел… Вчера днем уехал на мотоцикле, да так и не сказался — сутки уже почти!
Бабушка тяжко вздохнула и произнесла с надеждой в голосе:
— Это ж сон, Наташенька, сон… Сами ж говорили, что рассказать надо, покуда не сбылся. Или уж не стоит стращать? А?
— Нет, — запротестовал Матвеич, — начала, так говори дальше. А то девки три дня нет, парень на сутки исчез, но покамест ничего совсем худого мы про них не знаем. Может, и обойдется еще. Уж лучше все до конца выскажи!
— Ладно, — буркнула бабушка, — до конца так до конца. Значит, вижу я, что Игоря нет, а Трясучка захихикала противно и говорит: «Не туда глядишь, Настасьюшка! Ты на клен погляди, его ведь не было тут. Вот он, внук твой старший, порадуйся. Ишь, вымахал, уж поди не три аршина, как прежде, а все пять! Так и будет стоять да расти, покуда не спилят!» Ох, не могу дальше…
Пока бабушка Настя утирала глаза платочком, Петька лихорадочно соображал, что же там, в Мертвой деревне, стряслось, если Игорь превратился в дерево? Вроде бы Трясучка, когда Петьке приснилась, ничего такого не обещала…
Бабушка утерла слезы, снова отпила чаю.
— Я чую, сейчас она у меня и Петьку заберет. Взмолилась: «Ефросинья Петровна, пощади хоть малого! Мой младший, Алешка, отец его, днями приезжает, как я ему в глаза-то погляжу? Взяла на отдых и не уберегла?!» А ведьма эта еще пуще скалится: «Не придется твоим сынам по детям горевать! Федор-то, слышь, уже в больницу попал, змеей укушенный? Не выживет! И не от укуса преставится, а от ошибки лекаря. Не то лекарство ему дадут — и все. Что же касательно Алексея, то он от другой беды сгинет. Федор-то его на машине не встретит, и придется Алексею автобуса дожидаться. А в те поры пьяный дурак на самосвале мимо поедет. Свернет не так, да и врежется. Младший твой задумчивый, не сообразит отскочить вовремя…»
— Да не может того быть! — вскричала тетя Наташа. — Ничего с Федей не случится! Не может быть, чтоб врачи ошиблись!
— Бывает, бывает и такое! — вздохнул Матвеич, припомнив что-то свое. — Мою-то бабку тоже лекарством уморили. Врачиха не там запятую в рецепте поставила. Заместо «ноль три сотых» написала «ноль три десятых». Доза в десять раз больше, стало быть… Сорок годов с Ивановной прожили, душа в душу… Эх!
Петька ничего говорить не стал, его почти что дрожь колотила. Папа! Конечно, он и впрямь бывает иногда задумчивый и даже рассеянный. В Москве, конечно, папа на улице более собранный, но здесь, в сельской местности, где нет такого движения, запросто может зазеваться. Вот ведьма эта Трясучка! И все из-за грибов каких-то! Жадина вредная!
— Ну а про Петьку-то что? — спросила тетя Наташа. — Ему-то чего бояться надо?!
— Ох, не хочется мне это говорить! — пробормотала бабушка. — Но уж взялась рассказывать, так придется. После того как Трясучка про Федю с Алешей рассказала, я на колени перед ней пала, как перед иконой! Перед ведьмой-то, прости господи! «Помилуй, матушка Ефросинья Петровна! Оставь Петечку! Лучше меня забери, я свое отжила! И грибов нам твоих не надо — так переживем! — лишь бы все живы были». Тут Трясучка захохотала и Черный Бык тоже — в два голоса! Да так басовито, ужас! Как из бочки прямо. А из пасти у Быка восемь клыков торчат — длиннее, чем у кабана! И рога на концах светятся, что железо раскаленное. Трясучка отсмеялась и говорит: «Петечку жалеешь? А Петечка-то вас не больно пожалел! Явила я ему во сне, что с Еленой вашей приключилось, как я ее за грубость наказала, а он о том ни тебе, ни Феде, ни Наташке не рассказал. Велела я ему, чтоб он ночью пришел к колодцу в Мертвой деревне да помог мне, — забоялся. Рассказал Игорю — да не все, что надобно было. Оттого теперь твой старший внук на корнях стоит и листьями качает. Так вот, Настенька, коли не хочешь, чтоб все беды из сна в явь перешли, вели своему Петьке прийти ныне в полночь к колодцу и все проделать, что прошлой ночью должен был. А уж вернется он оттуда аль нет — от него зависеть будет!» Вот тут я и проснулась. Гляжу — ни Быка, ни Трясучки, в машине еду…
— То-то обрадовалась, наверно! — заметил дед Матвеич.
— Обрадоваться-то обрадовалась, — кивнула бабушка, — только до сих пор от этого сна не могу отделаться. Уж больно все с явью сходится!
— Ну, ничего особенного, — успокаивал дед, — раз ты нам сон пересказала, ничего из этого не сбудется.
Петька сжался в комочек, ждал: не спросит ли бабушка или еще кто-нибудь, а он не видал ли во сне Трясучки и не рассказывал ли об этом сне Игорю? Вряд ли он сумел бы солгать. Однако и бабушка, и тетя Наташа, и тем более дед Матвеич никаких вопросов не задавали. Они, должно быть, чтобы отвлечься от тяжких мыслей, заговорили про погоду, про то, что дождей маловато было, что картошка, наверно, мелкая уродится, ну и про всякое иное, сельскохозяйственное. А Петька украдкой посмотрел на часы. Они показывали уже 18.05. До полуночи оставалось чуть меньше шести часов.
