Эта мечта всегда была опасной. Слишком хлипкий фундамент для того, чтобы строить на нем свою жизнь, — единственная, сохранившаяся с самого раннего детства мечта. Но Лайол оперся именно на него. Мать всегда говорила ему, что когда-нибудь отец вернется за ним, и слова эти пережили троих мужей и несметное количество любовников. Отец вернется и заберет нас с собой туда, где сияет ослепительно-белое солнце и земля манит плоским простором, на другой край света от Дорадосов, горсти мирков, оцепеневших от трагедии прошлого.
И эта мечта… нет, уверенность в своей особенной судьбе выделяла Лайола из череды сверстников, первого поколения гариссанцев, рожденного после геноцида. Пока остальные страдали от родительских кошмаров, юный Лайол процветал в расползающихся коридорах и кавернах Мапире. Он был вожаком своего клуба, друзья-ровесники боготворили его отчаянную смелость — первого из них, кто напился, перепихнулся, попробовал наркотики, мягкие, а потом и не очень, первого, кто прогнал «черную» программу-стимулятор через свежеимплантированную нейросеть. Он был настоящим сорвиголовой, насколько позволяли ему скудные возможности астероидов на орбите Туньи.
Отношение это держалось, даже когда Лайолу перевалило за двадцать, и годы, проведенные в ожидании отца, начали давить на сердце. Он все так же цеплялся за обещание матери.
Многие его сверстники эмигрировали с Дорадосов, едва достигнув совершеннолетия, — миграция эта весьма тревожила совет. Все ожидали, что их примеру последует Лайол, всегда искавший новых возможностей. Вместо этого он остался и приложил все усилия к тому, чтобы вместе с другими построить на Дорадосах промышленный рай.
Права на заселение Дорадосов были переданы беженцам с Гариссы конфедеративной Ассамблеей как часть реституций после геноцида. Каждой межзвездной корпорации, добывавшей металл в системе, приходилось платить совету за лицензию; часть этих сумм инвестировалась в инфраструктуру астероидов, в то время как остаток выплачивался непосредственно уцелевшим и их рассеянным по всей Конфедерации наследникам.
Году к 2606-му дивиденды эти достигли приличной суммы — двадцать восемь тысяч фьюзеодолларов в год. Под обеспечение этого источника постоянного дохода Лайолу не составило большого труда набрать займов в банке и субсидий в агентстве по развитию Дорадосов, чтобы завести собственное дело. Идя на поводу у собственного, уже слегка нездорового увлечения космическими перелетами, он занялся ремонтом электроники на звездолетах. Выбор оказался удачным: межзвездное движение в системе Тунджи с каждым годом росло. Компания его, «Квантовая неожиданность», легко получала субконтракты от крупных ремонтников, поднимаясь все выше в списке подрядчиков. Через два года он смог арендовать первый свой док и предложить свои услуги по полному ремонту и обслуживанию кораблей самостоятельно. На третий год «Квантовая неожиданность» приобрела контрольный пакет небольшой станции по производству электроники. Имея собственный источник процессоров, Лайол мог обставить конкурентов по ценам и все еще получать прибыли.
Сейчас он владел контрольными пакетами двух промышленных станций, семью причалами и давал работу семидесяти ремонтникам. А полгода назад «Квантовая неожиданность» получила контракт на обслуживание сети связи платформ СО — верная прибыль, опираясь на которую, Лайол уже планировал выйти на иной уровень.
А потом пришло предупреждение конфедеративной Ассамблеи об одержимых, за которым вскоре прибыл репортаж Келли Тиррел. Первое и вполовину не так потревожило Лайола, как его конкурентов, — контракт с системой СО позволял ему пережить тяжелые времена. Но второе, с его героем дня, суперпилотом «Лагранжем» Калвертом, спасающим детишек, едва не сломало его. Мир для Лайола рухнул.
Друзья его так и не поняли, почему на Лайола так внезапно накатила жесточайшая депрессия, сопровождавшаяся дичайшими запоями. Но он никогда не говорил с ними о своей мечте, о том, как много она для него значит. Это было слишком личным. Так что после пары неудачных попыток «подбодрить» его, бесславно тонувших в потоках извергаемой Лайолом изощренной и обидной ругани, его оставили в покое.
Вот поэтому он очень удивился, когда девушка в баре «КФ-Т» заговорила с ним. Удивился, но нимало не протрезвел. Клеился он к ней на автомате, без малейших усилий со стороны мозга. И только когда она ушла, его симпатичная физиономия помрачнела.
— Джошуа, — пробормотал он непослушными от выпитого губами. — Она меня назвала Джошуа. Почему?
Официантка, уже оставившая к этому времени идею отволочь его к себе в постель на ночь, неловко пожала плечами и отвернулась.
Лайол одним глотком прикончил пиво, которым запивал свое виски, и датавизировал запрос регистрационному компьютеру космопорта. Ответ подействовал на него, точно запущенный в нейросеть коварный и до ужаса эффективный троян-протрезвитель.
Когда она была в бегах последний раз — тридцать лет назад — Алкад приходилось видывать и более жалкие номера. В отеле брали почасовую плату, и останавливались в нем по большей части звездолетчики на коротких стоянках и местные жители, желавшие предаться в тишине и покое порокам современной технологии. Окон не было — отель был врезан в скалу в глубине утесов на краю биосферной каверны. Так было дешевле, а постояльцы даже не замечали.
Две стены скрывали панорамные голограммы какого-то планетного города на закате — полная мерцающих огней равнина под розовым небом. Половину номера занимала кровать, оставляя очень немного места для постояльцев. Другой мебели просто не было. Ванная — убогая кабинка с душем и унитазом. Мыло и гели выдавал автомат-раздатчик за отдельную плату.
— Это Лоди Шалаша, — сообщила Вои, когда они вошли. — Наш эксперт-электронщик. Он удостоверился, что этот номер чист. Надеюсь. Ради его же блага.
Юноша скатился с кровати и нервно улыбнулся Алкад. Его ослепительно-оранжевый костюм украшали зеленые спирали, в которых путался взгляд. Ростом парень был пониже, чем Вои, и на несколько килограммов тяжелее.
«Студент», — мгновенно прилепила Алкад к нему мысленный ярлычок. Пылает гневом, рожденным заемными мыслями. Подобную картину она видывала тысячи раз еще до того, как стала лектором, — избалованная молодежь, после первого глотка интеллектуальной свободы растекающаяся мыслию в самых неудачных направлениях. Юноша глянул на Вои с натянутой улыбкой.
— Ты уже слышала?
— Слышала что? — спросила девушка с внезапной подозрительностью.
— Мне очень жаль, Вои. Правда.
— Что?!
— Твой отец. В конторе «Лакса и Ахмад» была какая-то перестрелка… Он погиб. По всем каналам передают.
Девушка напряглась всем телом, глядя сквозь Лоди.
— Как?
— Полиция утверждает, он был застрелен. Они хотят допросить Калиуя Ламу.
— Глупость какая — зачем ему стрелять в отца?
Лоди беспомощно пожал плечами.
— Должно быть, это люди, которые бежали в ту сторону. Агенты иностранных спецслужб, — заявила Вои. — Мы не должны позволить им сбить нас с пути. — Она подумала еще немного и разрыдалась.
