Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
– Мне очень жаль, господа, – сообщил де Фобер, когда его подчиненные нехотя спрятали клинки, – но нам придется задержаться в Нуази еще по крайней мере на несколько дней…
Гвардейцы хмуро переглянулись.
– …Но это не повод изображать из себя монахов-затворников, – закончил Эме почти жизнерадостно. – Сейчас я напишу донесение Мазарини. И вы, господин Кароньяк, немедленно отвезете его в Париж. Вернетесь завтра утром. И, умоляю, прихватите с собой несколько бутылок хорошего старого вина. Мы же, господа, завтра поутру отправимся в вояж по окрестным городкам. Говорят, где-то поблизости бродячие фигляры дают занимательные кукольные представления. И, клянусь кровью Христовой, по дороге мы отобедаем в трактире. Лично я сыт по горло здешней монастырской кухней и водой из целебного источника вместо доброго анжуйского.
«К тому же в трактирах, надеюсь, нет обычая травить посетителей», – мысленно добавил он.
Лица солдат посветлели. Планы начальства на этот раз целиком и полностью отвечали их чаяниям.
Следующие полчаса Эме провел, «упражняясь во вранье». Он решил, что о внезапной болезни викария де Линя можно, пожалуй, сообщить Мазарини заранее. Чтобы хоть как-то подсластить известие о том, что в смерти Филиппа д’Исси-Белльера аббат невиновен. Чему имеются свидетели, в число которых входит к тому же дама, герцогиня де Лонгвиль. Именно ее охрана отправила господина д’Исси-Белльера в мир иной, по ошибке приняв за грабителя с большой дороги. Чему этот самый господин имел неосторожность дать повод. На самом деле Эме не был уверен, что все произошло именно так, как он излагает. Но вряд ли кто-то еще станет проверять. Да и Анна-Женевьева, распевающая дуэты с аббатом де Линем, наверняка не побрезгует составить ему алиби.
Засим донесение было подписано и запечатано, сияющий Кароньяк умчался седлать лошадь, без сомнения уже предвкушая сытный ужин и жаркие объятья какой-нибудь хорошенькой мещаночки. Товарищи проводили счастливца завистливыми взглядами. Подходил к концу всего лишь второй день их пребывания в Нуази, но гвардейцам казалось, что эта пытка смирением и унынием длится бесконечно.
Утро, с которым истосковавшиеся по свободе слуги кардинала связывали так много надежд, не задалось. Низкие свинцовые тучи, пронзительный, далеко не весенний ветер. К тому же на рассвете пошел снег. Последние причуды уходящей зимы. Несмотря на это, Эме был полон решимости во что бы то ни стало отыскать заветных кукольников. Расспрашивать в лоб господина де Лекура лейтенант не рискнул. Если именно Николя – тот самый «зверь», на которого он расставляет ловушку, сейчас нельзя его вспугнуть ни малейшим подозрением. Если нет, тем более нужно быть осторожным. И не болтать лишнего в стенах аббатства.
Поэтому при встрече с бывшим помощником викария де Фобер ограничился коротким кивком, а на многозначительный шепот «Аббат де Линь сегодня не стоял заутреннюю. Говорят, он болен» бросил отрывистое «Хорошо». Отделаться от Блеза оказалось труднее.
– Господин де Линь заболел!
Обеспокоенный органист перехватил Эме во дворе, когда тот уже садился в седло.
– Я не врач, – на всякий случай напомнил лейтенант. – Обратитесь к мэтру Вуайэ.
Это было как раз то самое имя, которое вчера назвал ему Андре.
– Лекарь говорит, простуда, – не унимался рыжий. – Лихорадка. Погода-то сегодня какая скверная! – он зябко передернул плечами, кутаясь в плащ. – А у вас камзол расстегнут.
Де Фобер открыл рот. И молча его закрыл.
Ибо на какой-то миг самым натуральным образом лишился дара речи. Похоже, после истории с органом Блез в благодарность пытается о нем «заботиться». Только этого не хватало.
– И плащ совсем тонкий, – продолжал органист тоном сварливой маменьки.
– Знаете что… любезный… – пробормотал Эме, морщась, – моя матушка умерла, когда мне было четырнадцать. Сейчас мне двадцать восемь, и я давно уже не нуждаюсь в няньках, которые застегивают мне камзол. Это понятно?
И, не дожидаясь ответа рыжего, пришпорил лошадь. Тот так и остался стоять посреди двора с укоризненным выражением на веснушчатом лице.
Ворота гвардейцам отворили беспрекословно. Монах-привратник при этом даже поклонился. Видимо, преподобный де Билодо, пораздумав, сменил гнев на милость. И то правда, зачем лишний раз ссориться с Мазарини. Кардинал сейчас в фаворе. Пока.
Зима решила дать весне последний бой. По земле змеилась поземка, а снег был совсем не такой, как, например, на Рождество – мягкий, пушистый, неторопливо летящий с небес. Нет, мелкий, острый и колючий, словно колотый лед. А проклятый ветер при каждом новом порыве загонял тысячи этих крохотных злых иголок то за шиворот, то в рукава, а то и слезящиеся от холода глаза людей.
– Ну и метель, – пробурчал Трюдо, опуская поля шляпы. Вчерашний кровоподтек под глазом гвардейца превратился в роскошный синяк.
– К обеду распогодится, – бодро заявил Эме. – Ветер разгонит тучи. Еще солнцем успеем полюбоваться на закате.
На самом деле он далеко не был убежден в своих словах. Но тут, как говорится, главное уверенность в голосе. Остальное неважно.
– Давайте-ка для начала позавтракаем в Бюре-сюр-Иветте, господа.
До города было недалеко, а мысль о жарко пылающем камине и поросенке, исходящем соком на вертеле, в состоянии согреть человека даже в снегопад. Неожиданно де Бовиль предостерегающе поднял палец.
– Слышите?
Сквозь мутную пелену снега и правда доносились приглушенные ветром голоса.
– Чертыхаются, – удовлетворенно заметил Трюдо.
– Будешь тут… чертыхаться. По такой погодке.
А вскоре на фоне белесого неба и такой же белесой земли проступили темные очертания опасно завалившейся набок кареты. И силуэты троих бедолаг, которые, всячески помогая себе ругательствами, пытались вытащить экипаж из грязи.
– Завязли господа, – тихо позлорадствовал де Бовиль, морщась от очередной порции снежной крошки, обжегшей щеки.
– Чего радуешься? – Трюдо оказался гораздо более дальновидным, чем приятель. – Господа завязли – нам вытаскивать…
Когда поутру принцесса Конде выглянула в окно, первой мыслью было: «Сам Господь препятствует моей глупой затее». Над Парижем безумствовал снегопад. Одна беда – Шарлотта-Маргарита всегда была упряма. Даже в отношениях с Богом. Чем больше препон жизнь ставила на ее пути, тем настойчивее делалась эта женщина в достижении цели. Если, еще поднимаясь с постели, принцесса сомневалась, стоит ли мальчишка, сбежавший от нее семь лет назад, поездки в Беруар, то сейчас она была твердо уверена, что осуществит свою задумку. Назло собственным сомнениям, людской молве и погоде.
Сборы были недолгими – только самое необходимое. В попутчики – кучер и двое лакеев, из особо «преданных», тех, что всегда держат язык за зубами. Бандитов Шарлотта-Маргарита не опасалась, полагая, что герб Конде на дверце кареты защищает лучше, чем дюжина шпаг и мушкетов. Это имя было слишком хорошо известно во Франции, чтобы кто-то из проходимцев рискнул поднять руку на особу королевской крови. Единственное, что не приняла в расчет женщина, – матери-природе нет дела до гербов. Когда до Нуази было уже рукой подать, случилось непредвиденное. Карета, угодив колесом в подмерзшую на ветру грязную канаву, осела набок. Судя по последовавшему за этим скрежету и удару, от которого спокойная дремота герцогини в один миг обернулась жестким падением с сиденья, ось не выдержала рывка, и колесо попросту отскочило.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
