Молодая женщина снова услышала голос, который звучал, когда она стояла на утесе: «Софи, ведь я знаю, какая ты на самом деле».
Он не принадлежал ни Брэнду, ни папе, ни маме, ни матери Брэнда.
То был голос ее души. И он точно знал, какова Софи на самом деле и что она должна делать.
Брэнд ужасно устал и был огорчен. В ходе спасательной операции два заложника погибли.
Поднимаясь по лестнице к своей квартире, он замер. Его жилище было освещено. Неужели он так торопился, что забыл выключить свет? Возможно, но маловероятно.
Подойдя ближе, он услышал музыку.
У него зашевелились волосы на затылке. Однако он быстро успокоился. Вряд ли это какой-то злодей. Сомнительно, что его узнали по снимкам, сделанным во время операции в отеле снующими повсюду фоторепортерами, и убийца ждет, включив свет и наслаждаясь музыкой.
И все же он поднялся по ступеням осторожно и стал искать ключ за верхним наличником двери. Ключа не оказалось. Дверь была приоткрыта. Встав сбоку, Брэнд вытянул голову и заглянул внутрь.
Вся его маленькая квартирка, за исключением ванной комнаты, отлично просматривалась. Прямо у двери стоял чемодан.
Затем он увидел на кухне Софи Хольцхайм.
Софи великолепно выглядела в белой блузке, облегающих джинсах и сандалиях. Похоже, она подстригла волосы: не коротко, но стильно. Они были глянцевыми и ухоженными, зовущими к прикосновениям. Он начал изнывать от желания только от одного вида Софи.
До него доносился запах шоколадного печенья.
Никогда еще Брэнд не был так счастлив от встречи. Как будто внутри у него была коробочка, ждущая срока, и теперь она стремительно открылась. Из этой коробочки выплыло солнце. Казалось, вся жизнь Брэнда осветилась. Та часть его души, которую он старался сохранять ледяной ради своего блага и блага Софи, таяла, как лед весной на пруду Гловер.
Брэнд вошел в квартиру. Софи повернулась и посмотрела на него.
Она сделала макияж, отчего ее скулы стали высокими, губы чувственными, а глаза потрясающими.
Неужели он так хорошо ее разглядел, потому что она находится на его территории, а не в знакомой обстановке Шугар-Мейпл-Гроув?
Или потому, что Софи превратилась в женщину, которую Брэнд провожал взглядом в тот вечер, когда они расстались? Софи была абсолютно уверена в себе и наслаждалась своим самообладанием.
Ее улыбка могла затмить солнце.
— Какого черта? — грубо заговорил он и скрестил руки на груди.
— Привет, Брэнд. Я тоже рада тебя видеть.
Брэнд нахмурился:
— Как ты сюда вошла?
— Твой отец сказал, что, скорее всего, ты оставляешь ключ над дверью.
— Мой отец знает, что ты здесь?
— Он считает меня лучшим из того, что когда-либо случалось в твоей жизни.
«Дело не в этом, — задумался Брэнд. — Конечно, она лучшее, что может со мной случиться. Но я-то далеко не лучшее, что было в ее жизни. Неужели она не прочитала письма? Или не получила их?»
— Это Калифорния, а не Шугар-Мейпл-Гроув, — бросил он, переводя разговор на другую тему. — Ты не можешь находиться здесь с незапертой дверью и заниматься выпечкой.
Софи не сдержалась:
— Стоп! Хватит. Если мне понадобится защитник, я куплю ротвейлера.
— В Шугар-Мейпл-Гроув защитник тебе не нужен. Там ты и должна находиться.
— Не тебе решать, где я должна находиться.
— Ты быстро разобралась, что где лежит в моей кухне?
— Если я задержусь здесь, думаю, кое-что придется изменить. Да, обязательно куплю тебе противень для выпечки. Что это за кухня, на которой нет противня для выпечки?
— Это называется холостяцкая берлога. И что ты имеешь в виду, говоря, что задержишься здесь? В моем доме? Нет, ты не задержишься.
— Задержусь. До тех пор, пока ты не образумишься.
— Софи, это ты поступила неразумно, явившись сюда. Да еще решила, что останешься.
— Ох, мне надоело быть благоразумной. Я поняла, что, стремясь к безопасности, я совершаю ужасную ошибку. Деградация — опасная штука.
Брэнд сомневался, что Софи деградирует. Об обратном красноречиво свидетельствовали уверенный изгиб ее губ, манера держаться, игривый и поразительно властный взгляд.
— Ты здесь не останешься, — отрезал он.
— Ты выглядишь измотанным, — спокойно заметила Софи. — Поешь печенья, прямо из духовки. По рецепту твоей мамы.
Брэнд понимал, что самое разумное — попятиться к двери и умчаться отсюда со всех ног. Но он оказался во власти могучего чувства и не мог побороть его.
Он прошел в квартиру и неохотно присел у кухонного стола. От Софи исходил аромат: чистый и пикантный, свежий и многообещающий. Предвещающий передышку после трудной командировки.
— Попробуй печенье, — уговаривала она.
Солдат Шеридан не должен был прикасаться к этому печенью, однако Брэнд колебался недолго. Взяв одно печенье, он откусил кусочек и блаженно закрыл глаза.
— Хочешь молочка?
— У меня нет молока, — проворчал он.
Наверное, это сон… Когда ему стало так ненавистно одиночество? Необходимо прогнать Софи. Пусть придет в себя. Надо заставить ее убраться из этого дома.
Брэнд открыл глаза и обнаружил перед собой стакан молока.
«Не пей! — приказал он себе. — Должно быть, оно похоже на волшебный нектар. Как только выпьешь — пропадешь».
Брэнд отпил глоток.
И пропал. Восемь лет он провел в одиночестве и только сейчас почувствовал, что вернулся домой.
Выпечка, молоко, глядящая на него Софи, усталость, люди, которых ему не удалось спасти…
Опустив голову на руки, Брэнд глубоко и прерывисто вздохнул.
Она прикоснулась к его плечу.
— Все хорошо, — тихо сказала Софи. — Ты меня защитишь.
— Ты даже не представляешь, о чем говоришь! — рявкнул он. — Я выводил из отеля четырнадцать заложников. Из них выжили только двенадцать.
Софи встала позади него, обняла его за шею.
— Ой, Брэнд, — прошептала она.
И все. Но этого оказалось достаточно. Почему его измученной душе стало легче? Брэнд решил, что не отпустит Софи, даже если должен так поступить.
— Я мог погибнуть, — сказал он. — Какую жизнь я могу предложить тебе? Ты скоро уедешь.
— Нет.
— Да.
— Нет, — даже решительнее, чем его «да», произнесла Софи.
— Ты не можешь остаться без моего приглашения.
— Тогда вышвырни меня отсюда.
Брэнд попытался схватиться за соломинку.
