— Но делаешь?
— Если припрет. Вообще-то Чикита сама справляется. А здесь… не надо ничего объяснять.
— Я врач. На меня рассчитывают. Если я буду впадать в истерику…
— Это не истерика. Ты это знаешь, я это знаю, все это знают. Помолчи. Давай отдохнем.
Сидели и молчали. Держались за руки. Потом Рой вздохнул и потянул к себе Лори.
— Моя девочка…
Лори отстранилась.
— Я вся в кровище и в поту. Хочется помыться. Кто бы нас домой отвез…
— Ты поедешь к нам.
— Еще чего! Исабель надо отдохнуть.
— Мама либо спит, либо ждет нас. Поехали.
— Ты в таком виде домой собираешься?
Рой засмеялся в темноте.
— Знаешь, вот в этом преимущество работы в родном городе. Можно просто сесть в машину в чем был и отправиться домой. Лори, пожалуйста, поехали?
— Хорошо. Только потому, что я не хочу домой. У меня нет сил, а мама наверняка ждет разъяснений.
Они с трудом поднялись и медленно пошли к машине Роя, так и стоявшей на парковке.
Уже по дороге домой, когда они проезжали мимо дома мэра, Лори вдруг охнула и прижала руки ко рту.
— Рой, ведь мы даже не думали… Что она наделала! И зачем?..
Лицо Роя окаменело. Голос прозвучал жестко и горько:
— Эбигейл сама сломала свою жизнь. И чуть было не сломала жизнь другим. Она мертва, и я не хочу ничего о ней говорить.
— Рой, вы с ней…
— Мы с ней никогда не были — «мы». Чтобы ты не думала больше об этом — она была моей первой женщиной. Мне казалось, что я ее люблю. Я ошибался. Никогда я не был ей нужен, она просто обманула меня, но и сама при этом сильно страдала.
— Вы…
— Она сделала аборт. Сказала, что это мой ребенок. Два года спустя я узнал, что она меня обманула. Просто использовала.
— Господи…
— Вот именно. Она совершила ошибку, за которую в итоге расплачивалась всю жизнь. Несла страшный крест — и эта ноша оказалась ей не по силам.
— Но ведь ты из-за нее не хотел оставаться?
— Из-за нее тоже. Это трудно объяснить. Эбигейл что-то убила во мне. Доверие? Нежность? Желание любить? Я не жил все эти годы, Лори. Просто закрыл какую-то часть себя неприступной стеной, не позволял чувствам взять верх над разумом. Сейчас все изменилось. Ты это сделала.
— Рой… Я понимаю, сейчас не время, но… ты… не останешься?
— Давай поговорим об этом позже? Пожалуйста, девочка. У меня нет сил — ВООБЩЕ. Я даже спать не хочу.
— Хорошо. Прости.
— Ты меня прости. Ты намучилась не меньше моего, но капризничаю опять я. Сейчас будем отдыхать.
В доме Роджерсов горел свет — почти во всех окнах. Только в спальне Исабель на втором этаже было темно и шторы задернуты…
Кейн и Гай сидели в кухне и пили самогон — сосредоточенно, страшно, самозабвенно. Два здоровенных мужика снимали стресс — а он не снимался, и огромная бутыль была уже наполовину пуста, но оба лучших загонщика Техаса оставались трезвыми как стеклышко.
Миксер и Блендер кинулись к Рою в ноги и закружились, издавая жалобные попискивания и скулеж. Рой наклонился и погладил зверей обеими руками.
— Все в порядке, звероферма. Ваш хозяин вернется к вам. Не скажу, что скоро, но вернется.
Лори смущенно протиснулась мимо Гая и села у плиты. Звенящая усталость разливалась по всему телу, ноги были ватными.
Дядя Кейн молча сунул ей стакан с прозрачной желтоватой жидкостью. Самогон Роджерса был единственным напитком в округе, способным составить конкуренцию ликерцу Меган Флоу — горел он ясным синим пламенем, вкусом напоминал перезревшее яблоко, а с ног валил после второй дозы…
Дядя Кейн опрокинул в себя очередную порцию, выдохнул и вдруг глухо сказал, глядя в стол:
— Когда она Джои рожала, ей сказали, что исход неясен. Она же в Далласе рожала, Иса. Так уж получилось. Доктора бегали вокруг нее со шприцами и все норовили обезболивающее вколоть. Говорили, мол, в сорок один год рожать смертельно опасно… А когда Джои родился, сказали, что он слабенький, может не выжить. А он просто маленький был очень, а так — орел! Головку начал держать рано, заговорил в одиннадцать месяцев… Когда уж побольше стал — не плакал никогда. Упадет, бывало, разобьет нос или коленки — и бежит к матери, утешать ее. Не плачь, ма, говорит, мне не больно. А Иса — она ж, вы знаете, какая. Она табун разворачивала движением бровей, а над Джои дрожала. Он разобьется — а у нее с сердцем плохо…
Рой кашлянул в углу:
— Пап, не надо…
— Да я ничего, сынок, я так… Последыш он, понимаете? Когда своих заведете, узнаете. Вы уже здоровые мужики были, по девкам шастали — а он младенчик. Нам с Исой подарок… от богов. И все, что мы с вами не умели или не успели, все ему досталось. Кто-то говорит — Джои бешеный или там язва, но я-то знаю: он добрый, как котенок. И такой же игрун, баловник… Но зла в нем нету.
Кейн Роджерс вдруг зарыдал — сухо, без слез, страшно и отчаянно. Гай скрипнул зубами, стиснул — в огромном кулаке разлетелся на мелкие осколки стакан. Рой молча и стремительно сунул брату полотенце — зажать окровавленную руку, а сам сел рядом с отцом и обнял его за широкие плечи.
— Па… Все будет хорошо, обещаю. Он выжил — и будет жить долго и счастливо. Я никуда не уеду, пока он не поправится. Джои молодой, сильный… он твой сын, па. Он справится. Самое страшное уже позади. Спасибо Лори…
— И тебе, сынок. Ты прости меня, мальчик. Я к тебе очень часто бывал несправедлив. Мне все хотелось, чтобы мой сын был таким же… какими я привык видеть настоящих мужиков… Ты такой молодец, Рой! Такой молодец…
В окна вливался запах жасмина и резеды. Ночь плыла над Литл-Сонорой, даря успокоение, неся облегчение, стирая следы дневной трагедии…
Лори и Рой поднялись в его спальню рука об руку, легли в постель — и мгновенно провалились в темный, тяжелый, мертвый сон без сновидений.
Потянулись дни напряженные и тревожные, неприятные и горькие, дни горестей и радостей, маленьких побед и страшных разочарований.
Джои оставался стабильно тяжелым, но динамика была явно положительной. Сиделок у него было море, так что вскоре он должен был пойти на поправку.
Мэр Лапейн подал в отставку, заперся в своем доме и сразу очень постарел — он все никак не мог поверить в случившееся.
Эбигейл Лапейн похоронили тихо и без особых почестей. Через два дня после ее похорон тихо скончался в своем доме полковник Бриджуотер — умер во сне от остановки сердца.
Рой и Лори проводили вместе почти все свободное время, не разлучаясь ни на работе, ни вне ее. Правда, ночевала Лори всегда дома — почему-то ей казалось, что сейчас не время быть счастливой…
