Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Париж был одной сплошной разгульной вечеринкой. Поль Моран в 1930-м отметил популярность “Солтрейтс Роделл”, запатентованной ванны для ног, в которую было так приятно опустить ступни, натруженные ночным чарльстоном.
Владельцам кафе инвестиции вернулись сторицей. Иностранцы начинали выпивать уже ранним вечером, когда французские клиенты еще работают и кафе обычно простаивают без дела. Они и ужинали не поздно, в отличие от французов, которые редко садятся за стол раньше девяти. И, наконец, они были готовы пить без удержу. Французы пили для удовольствия и чтобы расслабиться; американцы, испанцы и немцы – чтобы напиться. Они заказывали дорогие коктейли или шампанское, быстро проглатывали и требовали повторить, легко расставались с деньгами, не замечая, что их возмутительнейшим образом обсчитали.
Даже самые благоразумные американские туристы считали своим долгом по приезде в Париж хорошенько набраться (“упиться в стельку, в зюзю, заложить за воротник, накачаться, заправиться, налакаться, надраться, напиться до зеленых чертей, валиться с копыт” – путеводитель 1927 года услужливо предлагал еще шестьдесят синонимов на ту же тему). Молодой журналист Уэйверли Рут, прибыв в Париж поработать на парижское издание “Геральд Трибьюн”, к первой же трапезе на французской земле заказал бутылку бордо. Официант не сообщил ему, что даже французы, и те не пьют за завтраком. Да и действительно – с чего бы вдруг? Бизнес есть бизнес.
Картина непрерывного алкогольного угара – это счастливый Париж 1920-х, каким он предстает в воспоминаниях у Морли Каллагана в “Тем летом в Париже”, у Сильвии Бич в “Шекспире и компании”, ну и прежде всего, конечно, в “Празднике, который всегда с тобой” Хемингуэя. А вот описания непосредственно из тех времен совсем не воодушевляют. В них знаменитые бары выглядят жалкими и убогими. Dingo , где впервые встретились Хемингуэй и Фицджеральд, был маленьким, шумным, известным эксцентричностью своих клиентов: dingo – это сокращенное от dingue , чокнутый. Объясняя, почему свои мемуары он назвал “То, что нужно!”, бармен Джимми Чартерс вспоминал:
...
Помню, шел я как-то от Dôme к Dingo. Метрах в трех впереди – Флосси Мартин. Когда она поравнялась со входом в бар, у обочины притормозил шикарный роллс-ройс, и из него вылезли две разодетые дамы. На секунду они приостановились. С сомнением посмотрели на Dingo. Заглянули в щель в занавесках.
Флосси, заметив их, всем видом выказала свое презрение. Пройдя мимо них к бару, она выдала одну лишь фразу.
– Вот сучка!
После чего леди, которой это было адресовано, нетерпеливо подтолкнула свою подругу.
– Пошли, Хелен, – сказала она. – Это то, что нужно!
В одном путеводителе Jockey называли “неописуемым”. Там были “низкие потолки в трещинах и ободранные стены, обклеенные постерами. Рисунки, накаляканные ваксой”. Harry ’ s был грязноватой ловушкой для туристов, где их накачивали выпивкой и прикарманивали сдачу. И так-то уж совсем непотребное, в 1924 году оно учредило Международную ассоциацию Bar flies (“барных мух”, то есть завсегдатаев баров). За один доллар члены получали значок с изображением двух жужжащих мух в цилиндрах и код особого приветствия. “Хлопните его по левому плечу, как будто смахивая муху, обнимите его (это совершенно естественно в среде международных пьянчуг), при этом правая рука должна быть вытянута, как будто в ней стакан виски, а правая нога поднята на высоту барной перекладины для ног, – и пожужжите”.
Пьяниц вроде Скотта Фицджеральда прошибала сентиментальная слеза при одном упоминании барменов, которые на рассвете уже имели наготове спасительную рюмочку, так славно помогающую от тяжелого похмелья. Добрых слов было бы явно меньше, узнай эти любители спиртного, как хорошо ими пользовались. Джимми Чартерс признался в своих воспоминаниях (к которым Хемингуэй написал предисловие), что зарплата была наименьшей частью их доходов.
...
Главные деньги бармен делает на чаевых… [Также] ему бесплатно предлагают свои профессиональные услуги врачи, адвокаты и прочие клиенты. Кроме того, во Франции у него скидки на билеты в театр и кино, а еще в кое-какие не самые изысканные места ночных развлечений. И если мы отправляли туда наших клиентов, то получали до 60 процентов комиссионных, и еще мы всегда имели 25 процентов от игровых заведений плюс бесплатная еда и выпивка, когда мы заходили сами. Бармен также получает небольшие отчисления от поставщиков спиртного: франк за бутылку джина, бренди и виски; от пятидесяти сантимов до франка за шампанское в баре; до пяти франков за дорогие сорта шампанского в кабаре; и двадцать пять сантимов за все остальное.
Афиша Harry’s Bar , бара для пропойц со всего мира
Во французских барах были и более изощренные способы облапошить посетителей. Издательница Нэнси Кунард, переехавшая в Париж, заказала с друзьями джин с тоником в кафе на бульваре Сен-Мишель, но пить его было невозможно. И когда хозяин продемонстрировал бутылку джина, они поняли почему. На этикетке значилось: “Американский джин”. Не имея большого успеха с распространением своего самогона на родине, бутлегеры решили попытать удачу на иностранном рынке.
– Я вас знаю, – прервал мои размышления голос, явно принадлежавший американцу.
Им оказался мужчина, сидевший за рюмкой пастиса. И тут я узнал в нем Эндрю, профессора, которого я заменил на семинаре.
– Я был на одной из ваших экскурсий, – напомнил я ему.
– Да, точно… – припомнил он. – О, и вы меня заменили.
– Ну, Дороти сказала… у вас что-то неладно со здоровьем?..
– О, ничего страшного. По правде говоря, я даже рад. Ничего, если я пересяду к вам?
Он тяжело опустился на стул напротив. Тогда, при свете солнца, он выглядел моложе. Да и пастис, как я понял, был уже далеко не первым.
– Я знал, что это было занудно, – сказал он с откровенностью, которая, как полагают многие пьяницы, обезоруживает, но на самом деле, как правило, вызывает неловкость. – Но преподавание в колледже приучает к плохому. Вы же понимаете, как оно бывает. Студенты не читали ничего написанного раньше последнего романа про вампиров… Привыкаешь растолковывать абсолютно все.
В романе “Иностранные связи” Элисон Лури героиня представляет жалость к себе в виде печальной собаки, которая неотступно бродит вслед за ней. Пока Эндрю говорил, я почуял, как его пес тыкается в меня мордой, и тихонько погладил его под столом. Эндрю идеально соответствовал образу интеллектуала, который приезжает в Париж с идеей сделать себе имя, быстро разочаровывается, погружается в беспросветную тоску, подпитывая ее выпивкой. Джеймс Вуд в статье о Ричарде Йейтсе, авторе безрадостной “Дороги перемен” и ученике “Монпарнасского класса” 1951 года, писал об улицах “с домами, как две капли воды похожих друг на друга убогой запущенностью быта. В каждом был письменный стол, кольцо раздавленных тараканов вокруг стула, занавески, выцветшие от сигаретного дыма, несколько книжек и кухня, на которой только пачка кофе да виски с пивом”.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
